Рождённый в чужой стране. Время перемен

В восьмидесятые годы многие из нас мечтали стать миллионерами. В девяностые мечта сбылась, но как-то… бестолково. Расплачиваясь с продавцами, я порой вспоминаю анекдот про фальшивые ёлочные игрушки, которые отличаются от настоящих лишь тем, что не радуют. Нынешние дензнаки вызывают схожие эмоции: на купюрах нулей больше, чем пользы от них[9].

Я забрал сдачу и сложил продукты в сумку.

Если к купленному добавить то, что уже лежит в моём холодильнике, то получится сытный обед.

Раньше многие девушки мечтали удачно выйти замуж. Но смена эпох ведёт и к смене приоритетов. Появились те, чьей заветной мечтой стало есть и не толстеть! Глупые… Не понимают, какая это на самом деле беда. Я вот ем за двоих, а вес почти не меняется. За троих есть не могу – бюджет не позволяет.

У Джарви с питанием тоже проблемы, но другого свойства. Он не может, проголодавшись, пойти к холодильнику, достать из него хлеб, колбасу и сделать себе бутерброд. У него нет холодильника. А ест он и вовсе по расписанию. Причём за полчаса до того блюда пробует дегустатор. При малейшем подозрении на отравление приём пищи отменяется на неопределённое время. Для такого форс-мажора имеется сухпаёк, но рацион там не то чтобы очень…

Я двинулся вниз по проспекту.

Продуктовый рынок плавно перешёл в непродуктовый. Пробираясь вдоль торговых рядов, я услышал:

– …каталожная вещь! Настоящая Франция!

– Срезы вот не обмётаны… – робко попыталась возразить перезревшая девица – потенциальная жертва наглого обмана.

Угораздило же нас жить в эпоху великого размена: монет, людей, понятий…

– Барышня, у каталожных вещей срезы не обмётываются! – не моргнув глазом, выдала продавщица. – Вы посмотрите, какой материал! Импортный. Коттон[10]! Поверьте, эта блузка на вас очень хорошо смотреться будет!

В торговлю нынче идут либо от бедности, либо от прогрессирующего вырождения совести.

Душа вытянулась в полный рост и возликовала: «Есть шанс сотворить благое дело!» Я подошёл к дамочке, нерешительно достающей деньги из кошелька, и, нежно обняв её за пухлые плечи, проворковал:

– Берите-берите, не раздумывайте! Женщина правду говорит: у французских каталожных вещей срезы не обмётываются. А ещё у них строчки кривые и детали несимметричные.

Я развернулся и зашагал своей дорогой, чувствуя, как продавщица силится прожечь мою спину ненавидящим взглядом.

Прошёл рынок, пересёк улицу Горького и свернул в сквер. Вышел на центральную аллею. Миновал хиреющий фонтан.

На дворе – бабье лето. Мамы вынесли на прогулку грудничков. Девочки переходного возраста кокетливо поглядывают на юнцов с противоположной скамейки (какие уроки, о чём вы говорите?!). Студиозусы, рассевшись на спинках лавочек, что-то усиленно обсуждают… На секунду я представил себе вместо людей ворон. Больших, взъерошенных, с сигаретой в клюве и банкой пива или пирожком в руке-крыле – прямо кадр из мультфильма для взрослых. Желающим понять их грай вовсе не обязательно знать птичий язык: вчерашняя пьянка, смазливые первокурсницы, причуды и несправедливость преподавателей. Вот она – передовая часть человечества! Я в них верю. Когда-нибудь они свернут горы. Но сейчас им не до того. Пока идёт большая перемена, нужно успеть докурить сигарету, доесть пирожок, допить пиво и доиграть в карты.

Я в отпуске и хочу спокойствия. Галдящие школьники и студенты мне сейчас ни к чему.

Дошёл до очередного фонтана. Этот жирандоль и вовсе был при смерти: обшарпанная каменная чаша замусорена, вода, некогда бившая струями по всему периметру, течёт лишь в нескольких местах. А кое-где даже и не течёт, а сочится.

Взобравшись на бортик, вымыл руки под хилой струйкой воды. Огляделся. Чуть дальше того места, где сквер пересекала улица Куйбышева, людей почти не было.

Я спрыгнул на асфальт и двинулся туда.

Выбрал лавочку, стоящую на северной стороне аллеи. Сел повольготнее, пристроив сумку справа от себя, – бананы удобнее доставать. Отломил от кисти один плод. Очистил. Надкусил. Обвёл глазами зелёно-рыжие кроны деревьев, шафрановые кучки листвы у бордюра и ярко-красный бархат цветов на клумбе, разбитой ниже по аллее. Доел банан и швырнул шкурку назад, на газон.

Я за чистый город. Но я делю мусор на два вида: органические удобрения и хлам, место которому в урне. Большинству же людей бзик с органикой не свойствен, так что импортные товары и советский человек, перерождающийся в нового россиянина, неумолимо делают своё грязное (и в прямом, и в переносном смысле) дело.

Я закрыл глаза и стал напевать «Вальс бостон» Розенбаума.

– Красиво завываете, – сказал кто-то. – Поклонники бы закидали вас цветами… в горшках.

Я открыл глаза и упёрся взглядом в крупного сенбернара, сидящего примерно в метре от меня. Про цветы, надо полагать, завернул владелец этой зверюги. Только я, оглядевшись, почему-то его не увидел. Может, он вон за теми кустами? Очень хотелось сказать этому шутнику что-нибудь грубое, но когда на тебя косится здоровенная псина… В общем, хамить я не стал, а просто громко попросил:

– Хозяин сенбернара, будьте добры, уберите собаку!

– Нет у меня хозяина. Я сейчас бездомный.