Рожденный в СССР. Часть 1

 — Вы знаете Иван, я только сейчас поняла, чего была лишена последние пять лет жизни.

 Я скорчил недоумевающую физиономию, а она улыбнулась и поцеловала меня в щеку. Одним словом — я помню чудное мгновение, как мимолетное видение. Конечно мне, пятидесяти двухлетнему пидстарковатому мужику, все было ясно: того же лишена, чего были лишены и все мои предыдущие три жены — надежности. Только где же ее достать, вот в чем вопрос. И тем не менее все–таки »лед тронулся, господа присяжные заседатели». И мою физию кривила глупая улыбка — хорошо, что я ее не видел. Она мне вряд–ли понравилась бы.

 Главным было, что мы решили проводить занятия по выходным — утром осуществляем моторизованную недельную закупку для обоих семей и едем к нам, где будем обедать, ужинать и конечно заниматься. Саня виртуоз, он женщин аж пробил на слезу рассказывая, как он страдает без родного женского участия. Бедная сиротинка и ему можно было поверить, если бы я не видел недавно, как он отоваривал здоровых озверелых парняг гирьками по голове. Нет, я таким наглым не был — скромнее был, скромнее.

 Свой первый день и весь последующий месяц на новой работе, я провел на ремонте помещений будущего отдела монокристаллов, входящего в Отделение колебаний. Исследования Отделения колебаний было ориентировано на лазерную тематику, а особенно твердотельные лазеры. Лазер на рубине, созданный Мейманом в 1960 году, взорвал мировой научный круг ученых работавший в области генерации когерентного излучения. А советские ученые кусали локти, ведь именно они первыми предлагали конструктивную схему твердотельного лазера, но… поезд ушел. Эти вот ученые работали в Институте физики и им было достаточно намека для понимания предложенного. Но… понимания на уровне идей, а вот техническая реализация проекта — это другой уровень. Что и доказал всем Мейман, в том числе и ученым США. Пусть у него и »отобрали» Нобелевскую премию 1964 года. Фактически.

 На следующий месяц я уже приблизился к своей профессии — слесарь механосборочных работ 4–го разряда. Устанавливал, монтировал и подключал в подвале здания научно– производственного отдела монокристаллов, механические генераторы высокочастотного тока. А вскоре пришли две установки по выращиванию монокристаллов методом Чохральского и это был тихий ужас. Они были напрочь убиты, мало того, у меня создалось впечатление, что они были укомплектованы из убитых узлов и механизмов. Спасибо одному из предприятий Государственного комитета по радиоэлектронике, что не сдали этот металлолом, а передали АН СССР в порядке оказания технической помощи.

 Начальник отдела, Вячеслав Васильевич (ВВ — подпольная кличка), молодой кандидат наук сел рядом со мной на ящик и стал думать думу горькую. В отделе сейчас фактически было человек пять — остальные на бумаге, помогала нам бригада монтажников из опытного производства института. Но что они должны были монтировать? Это!?

 Я показал начальнику, что напишу ему записку. Он пожал плечами и ушел, а я стал составлять докладную записку. И даже не заметил, как через час нас посетило восходящее светило советской и мировой науки — недавно избранный член–корреспондент АН СССР и будущий лауреат Нобелевской премии. Начальнику Отделения очень хотелось пнуть этот железный хлам (фронтовик однако), но разум возобладал (членкор тем не менее). Если бы меня не было в помещении, то ему можно было бы пройтись русским могучим по всем и каждому в отдельности… А так, не сбросивши пар здесь, Александр Михайлович пошел разряжаться на других. Кому–то сегодня попадет.

 Кто виноват конечно было ясно, по определению — наш отдел. В любом случае. А вот что делать я попытался расписать в докладной и когда представил свой опус ВВ — тот дал мне зеленый свет. А что делать и за соломку схватишься при таких обстоятельствах. Тем более он ничего не терял, разве, что еще один маляр–грузчик выпадал из обоймы.

 Всю неделю я возился с железом, выбирая лучшее из худшего. Затем все это погрузил в грузовик и отвез в учебный комбинат вместе с институтским гарантийным письмом об оказании технической помощи институту во благо советской науки и т.д. Письмо передал Гуляеву, который покрутил пальцем у виска и сказал:

 — Работать исключительно в не рабочее время. Не в ущерб основной деятельности и заинтересовывай людей сам.

 Я и начал с него самого, передав ему трехлитровик пищевого спирта–ректификата.

 Затем я довел до сведения нужных людей, что есть халтура за натуру и они прониклись важностью момента. Советико морале.

 Привлек к работам и семерку своих учеников–автослесарей, но этих за халву с лимонадом. Халву они могли поглощать в огромных количествах, как пастилу и сгущенку. Растущий молодой организм требовал калорий и я думаю на некую диспетчершу, тоже был большой расход энергии. Она мне лишь снисходительно улыбалась, когда я поздоровкался с ней — дорвалась видно до сладенького.