— Луис знала, что делала. Я не собираюсь больше разбираться с её бардаком.
— Ребёнок это не бардак, — сказала она, дрожащим от гнева голосом.
— Остановись, Ханна, — сказал он, отходя от неё, чтобы встать перед огнём.
— Тебе будет гораздо больнее в долгосрочной перспективе, Джексон, — сказала она, обращаясь к его спине.
— Что-то я сомневаюсь в этом.
— Это будет разъедать тебя. Ты не тот человек, которым пытаешься казаться. Ты дружелюбный, и ты знаешь, как любить. Я чувствую это, я ощущаю это.
— Не путай желание к прекрасной женщине с дружелюбностью и любовью, — отрезал он, повернувшись к ней. — Ханна, у тебя имеется это наивное, идеалистическое представление о том, кто я, но поверь мне, ты не права. Не каждый способен быть совершенным, как ты, и делать правильные вещи.
Она скрестила руки и посмотрела на него укоризненно.
— В самом деле? Тогда почему ты не позволил мне уехать домой два дня назад?
— Я не собирался позволить женщине одной ехать по таким дорогам в ночное время, — сказал он, пожимая плечами.
Она улыбнулась.
— Значит, у тебя есть сердце.
— Обеспечить незнакомцу убежище во время шторма и усыновление ребёнка это две совершенно разные вещи. Смотри, я даже выключаю свет, когда пожилая пара приходит в поисках меня. Это совершенно не подходит для роли отца.
- Не шути, и не позволяй своей неспособности простить свою сестру, помешать поступить правильно.
Он снова повернулся к ней спиной. В комнате было тихо, так тихо, что казалось нереальным. Луны не было видно сквозь снег и ветер. Как и мыслей Джексона.
— Похоже, шторм, вероятней всего, закончится завтра утром, — сказал Джексон, засунув руки в карманы и глядя в окно. Ханна почувствовала, как её внутренности скрутило, когда на горизонте замаячила реальность отъезда. Все было гораздо сложнее, чем раньше, когда она приехала. Она до сих пор не убедила Джексона даже рассмотреть вопрос об удочерении Эмили, и у неё появились чувства к человеку, которого она должна презирать. Прошло несколько минут, и Джексон как будто забыл, что она находилась в комнате. Ханна носилась с идеей выпить ещё один стакан виски, хотя знала, что это ничего не решит. Ей нужно было божественное вмешательство.
— Ханна, я восхищаюсь твоей решимостью и твоей способностью бороться за то, во что ты веришь. Ты очень убедительна.
Выражение его лица не было сердитым. Он выглядел вдумчивым и задумчивым.
Надежда расцвела в сердце Ханны. Ей действительно удалось пробиться к нему? Действительно ли это было чудом, которого она ждала?
— Правда? — прошептала она, встретившись с ним взглядом. Она почувствовала, как её ладони вспотели, пока она ждала, что он продолжит говорить.
— Что если я создам трастовый фонд для своей племянницы? Ей никогда не придётся беспокоиться о расходах или чем-то ещё. Там будет больше денег, чем ей нужно, чтобы прожить безбедную жизнь. Она даже сможет приезжать и навещать меня по праздникам.
Ханна не могла двигаться в течение минуты. Она обдумала все, что он сказал, и подумала о том, что быть может, она как-то неправильно его поняла. Но нет. Она вскочила с дивана, её буквально трясло, а руки по бокам сжались в кулаки.
— Это ещё что за глупый, эгоистичный, заставь-себя-чувствовать-героем план?
Сквозь свою ярость она увидела искреннее удивление на его лице.
— Значит, таким образом, она будет приезжать, чтобы увидеть своего богатого дядю один раз в год, а затем снова возвращаться к своей приёмной семье? Эй, знаешь, если зарегистрируешь Эмили как благотворительность и, может быть тогда, ты сможешь претендовать на все деньги, которые ты ей даёшь, в качестве списания налогов! Я думала, ты умный человек, но ты эгоистичный, безразличный идиот! — Ханна вопила, подавляя желание колотить его грудь кулаками.
— Давай-ка проясним кое-что, — сказал он, наклоняясь, чтобы они были глаза в глаза. — Я никогда не утверждал, что я святой. Ты пришла сюда со своими собственными наивными ожиданиями. О чем ты думала? Что я просто изменю всю свою жизнь ради ребёнка, которого я не знаю? Ради сестры, которой было плевать на свою семью?
Он резко выпрямился, а затем отошёл от неё и, благодаря своим длинным, сердитым шагам, в одно мгновение оказался у входной двери. Она наблюдала, как он накинул своё пальто и не хотела, чтобы последнее слово было за ним, потому что его последние слова не были достаточно хороши.
Она последовала за ним к двери.
— Да. Да, это именно то, что я думала. Потому что если кто-то пришёл бы ко мне и сказал, что у меня была племянница, которая отчаянно нуждалась во мне, я бы все бросила. Я бы изменила всю свою жизнь, если бы узнала, что у меня есть семья.
— Тогда ты, очевидно, ни черта не знаешь о том, какая семья была у меня, — сказал он, застёгивая своё пальто одним сердитым движением.
— Прекрати использовать своё прошлое как оправдание, чтобы оставаться придурком всю оставшуюся жизнь!
Она медленно двигалась к нему, не чувствуя себя хоть сколько-то запуганной, когда он смотрел на неё сверху вниз.