Рождественская песнь в прозе

— Духъ, — сказалъ покорно Скруджъ, — веди меня, куда хочешь. По волѣ духа, я пространствовалъ всю прошлую ночь и признаюсь, полученный мною урокъ не пропалъ даромъ. Позволь же мнѣ и въ эту ночь воспользоваться твоими поученіями.

— Прикоснись къ моей одеждѣ.

Скруджъ исполнилъ приказаніе духа, крѣпко ухватившись за его мантію.

Остролистъ, омела, красныя ягоды, плющъ, индюшки, гуси, дичь, свинина, мясо, поросята, сосиски, устрицы, пуддингъ, плоды, пуншъ — все мгновенно исчезло. Скрылась и комната, огонь, потокъ красноватаго свѣта, исчезла ночь, и они очутились въ рождественское утро на улицахъ города, гдѣ рабочіе съ рѣзкими, но пріятными звуками счищали съ тротуаровъ и крышъ домовъ снѣгъ, который, падая, внизъ на улицу, разсыпался снѣжной пылью, приводя въ восторгъ мальчишекъ.

Окна мрачныхъ стѣнъ домовъ казались еще мрачнѣе отъ гладкой бѣлой пелены снѣга на крышахъ, домовъ и грязнаго снѣга на землѣ, который тяжелыми колесами каретъ и ломовыхъ фуръ былъ изрытъ, точно плугомъ, — глубокія борозды пересѣкались въ разныхъ направленіяхъ по сто разъ одна съ другой, особенно на перекресткахъ улицъ, гдѣ онѣ такъ перепутались въ желтой, густой, ледяной слякоти, что ихъ невозможно было отграничить.

Небо было пасмурно, и даже самый короткія улицы задыхались отъ темной влажно-ледяной мглы, насквозь пропитанной, сажей дымовыхъ трубъ, частицы которой вмѣстѣ съ туманомъ спускались внизъ. Казалось, всѣ трубы Великобританіи составили заговоръ и дымили во-всю.

Несмотря на то, что ни въ погодѣ, ни въ городѣ ее было ничего веселаго, въ воздухѣ вѣяло чѣмъ-то радостнымъ, чего не могли дать ни лѣтній воздухъ, ни самый яркій блескъ солнца.

Люди, счищавшіе снѣгъ съ крышъ, были радостны и веселы; они перекликались другъ съ другомъ изъ-за перилъ, перебрасывались снѣжками — перестрѣлка, болѣе невинная, чѣмъ шутки словесныя — и одинаково добродушно смѣялись, когда снѣжки попадали въ цѣль и когда пролетали мимо.

Между тѣмъ какъ лавки съ битой птицей были еще не вполнѣ открыты, фруктовыя уже сіяли во всемъ своемъ великолѣпіи. Разставленныя въ нихъ круглыя пузатыя корзины съ каштанами походили на жилеты веселыхъ пожилыхъ джентльменовъ, которые, вслѣдствіе своей чрезмѣрной полноты подвержены апоплексіи, и которые, развалившись у дверей, точно собираются выйти на улицу. Смуглый, красноватый испанскій лукъ, напоминающій своей толщиной испанскихъ монаховъ, съ лукаво-игривой улыбкой посматривалъ съ полокъ на проходившихъ дѣвушекъ и съ напускной скромностью на висящія вверху омелы. Груши и яблоки были сложены въ цвѣтистыя пирамиды. Прихотію лавочниковъ кисти винограда были развѣшены весьма затѣйливо, весьма соблазнительно для прохожихъ. Груды коричневыхъ, обросшихъ мхомъ лѣсныхъ орѣховъ своимъ благоуханіемъ заставляли вспоминать былыя прогулки въ лѣсу, когда доставляло такое наслажденіе утопать ногами въ сухихъ листьяхъ. Пухлыя сушеныя яблоки изъ Норфолька, смуглымъ цвѣтомъ еще рѣзче оттѣнявшія желтизну апельсиновъ и лимоновъ, были сочны и мясисты и, казалось, такъ и просились, чтобы ихъ, въ бумажныхъ мѣшкахъ, разнесли по домамъ и съѣли послѣ обѣда. Даже золотыя и серебряныя рыбы, выставленныя въ чашкѣ среди этихъ отборныхъ фруктовъ — тупыя существа съ холодной кровью, — кругобразно и беззаботно плавая въ своемъ маленькомъ міркѣ другъ за другомъ и открывая ротъ при дыханіи, казалось, знали, что творится нѣчто необычное.

А лавки колоніальныхъ товаровъ! Онѣ еще заперты. Быть можетъ, снята только одна-другая ставня. Но чего, чего не увидишь тамъ, хотя бы мелькомъ заглянувъ въ окна!

Чашки вѣсовъ съ веселымъ звукомъ спускались на прилавокъ, бечевки быстро разматывались съ катушки, жестянки съ громомъ передвигались, точно по мановенію фокусника, смѣшанный запахъ кофе и чаю такъ пріятно щекоталъ обоняніе. А какое множество чудеснаго изюма, какая бѣлизна миндаля, сколько длинныхъ и прямыхъ палочекъ корицы, обсахаренныхъ фруктовъ и другихъ пряностей! Вѣдь отъ одного этого самый равнодушный зритель почувствовалъ бы истому и тошноту! Винныя ягоды, сочны и мясисты, французскій кислый черносливъ скромно румянится въ разукрашенныхъ ящикахъ — все, все въ своемъ праздничномъ убранствѣ пріобрѣтало особый вкусъ!

Нo, этого мало. Надо было видѣть покупателей! Въ ожиданіи праздничныхъ удовольствій, они такъ суетились и спѣшили, что натыкались другъ на друга въ дверяхъ, (при чемъ ихъ ивовыя корзины трещали самымъ ужаснымъ образомъ), забывали покупки на прилавкахъ, прибѣгали за ними обратно и продѣлывали сотни подобныхъ оплошностей, не теряя однако прекраснаго расположенія духа.