Рождественская песнь в прозе

Во всемъ этомъ праздникѣ не было ничего особеннаго. Одѣты всѣ были бѣдно, красивыхъ лицъ не было. Башмаки были худы, промокали, платья поношены, и очень вѣроятно, что Петръ отлично зналъ, гдѣ закладываютъ вещи. Но всѣ были счастливы, довольны, благодарны другъ другу, и когда исчезали въ яркихъ потокахъ свѣта, исходившихъ изъ факела духа, то казались еще счастливѣе, и Скруджъ до послѣдней минуты своего пребыванія у Боба не спускалъ глазъ съ его семьи, а особенно съ Тайни-Тима.

Тѣмъ временемъ стало темно, и пошелъ довольно сильный снѣгъ. Въ кухняхъ, гостиныхъ и другихъ покояхъ домовъ чудесно блестѣли огни, когда Скруджъ и духъ проходили по улицамъ. Тамъ, при колеблющемся свѣти камина, шли, очевидно, приготовленія къ пріятному обѣду съ горячими тарелками, насквозь прохваченными жаромъ; тамъ, чтобы заградить доступъ мраку и холоду, можно было во всякій моментъ опустить темно-красныя гардины. Тамъ всѣ дѣти выбѣжали на улицу, въ снѣгъ, встрѣтить своихъ веселыхъ сестеръ, братьевъ, кузинъ, дядей и тетокъ и первыми повидаться съ ними. Тамъ, напротивъ, на оконныхъ шторахъ ложатся тѣни собравшихся гостей; а здѣсь толпа дѣвушекъ, наперебой болтающихъ другъ съ другомъ, перебѣгаетъ легкими шагами въ сосѣдній домъ — и плохо тому холостяку, который увидитъ ихъ съ пылающими отъ мороза лицами, — а объ этомъ хорошо знаютъ коварныя чародйки!

Судя по множеству людей, щедшихъ въ гости, можно было подумать, что никого не осталось дома и некому было встрѣчать гостей, которыхъ однако ожидали повсюду, затопивъ камины. Духъ радостно благословлялъ все. Обнаживъ свою широкую грудь и большую длань, онъ понесся впередъ, изливая по пути чистыя радости на каждаго.

Даже фонарщикъ, усѣивающій сумрачную улицу пятнами свѣта, одѣлся въ праздничное платье въ чаяніи провести вечеръ гдѣ-нибудь въ гостяхъ, и громко смѣялся, когда проходилъ духъ, впрочемъ, нимало не подозрѣвая объ этомъ.

Но вотъ, безъ всякаго предупрежденія со стороны духа, они остановились среди холоднаго пустыннаго болота, гдѣ громоздились чудовищныя массы грубаго камня, точно это было кладбище гигантовъ; вода здѣсь разливалась бы гдѣ только возможно, если бы ее не сковалъ морозъ. Здѣсь ни росло ничего, кромѣ моха, вереска и жесткой густой травы. Заходящее на западѣ солнце оставило огненную полосу, которая на мгновеніе освѣтивъ пустыню и все болѣе и болѣе хмурясь, подобно угрюмому глазу, потерялась въ густомъ мракѣ темной ночи.

— Что это за мѣсто? — спросилъ Скруджъ.

— Здѣсь живутъ рудокопы, работающіе въ нѣдрахъ земли, — отозвался духъ. — И они знаютъ меня. Смотри.

Въ окнахъ хижины блеснулъ свѣтъ, и они быстро подошли къ ней. Пройдя черезъ стѣну, сложенную изъ камня и глины, они застали веселую компанію, собравшуюся у пылающаго огня и состоявшую изъ очень стараго мужчины и женщины съ дѣтьми, внуками и правнуками. Всѣ были одѣты по-праздничному. Старикъ пѣлъ рождественскую пѣснь, и его голосъ изрѣдка выдѣлялся среди воя вѣтра, разносясь въ безплодной пустынѣ.

То была старинная пѣсня, которую онъ пѣлъ еще мальчикомъ; время отъ времени всѣ голоса сливались въ одинъ хоръ. И всякій разъ, когда они возвышались, старикъ становился бодрѣе и радостнѣе, и смолкалъ, какъ только они упадали.

Духъ недолго оставался въ этомъ мѣстѣ и, приказавъ Скруджу держаться за его одежду, полетѣлъ надъ болотомъ. Но куда онъ спѣшилъ? Не къ морю ли? Да, къ морю. Оглянувшись назадъ, Скруджъ съ ужасомъ увидѣлъ конецъ суши, рядъ страшныхъ скалъ; онъ былъ оглушенъ неистовымъ гуломъ волнъ, которыя крутились, бушевали и ревѣли среди черныхъ пещеръ, выдолбленныхъ ими, и такъ яростно грызли землю, точно хотѣли срыть ее до основанія. Но на мрачной грядѣ подводныхъ скалъ въ нѣсколькихъ миляхъ отъ берега, гдѣ весь годъ бѣшено билось и кипѣло море, стоялъ одинокій маякъ. Множество морскихъ водорослей прилипало къ его подножію, и буревѣстники, рожденные морскимъ вѣтромъ, какъ водоросли — морской водой, поднимались и падали вокругъ него, подобно волнамъ, которыхъ они чуть касались крыльями.

Но даже и здѣсь два человѣка, сторожившіе маякъ, развели огонь, который сквозь оконце въ толстой стѣнѣ проливалъ лучъ свѣта на грозное море. Протянувъ другъ другу мозолистыя руки надъ грубымъ столомъ, за которымъ они сидѣли съ кружками грога, они поздравляли другъ друга съ праздникомъ: тотъ, который былъ старше и лицо котораго отъ суровой непогоды было покрыто рубцами, какъ лица фигуръ на носахъ старыхъ кораблей, затянулъ удалую пѣсню, звучавшую, какъ буря.