Рождественские истории

— Бритт ездил по поручению, — хихикнула она, передавая письмо доктору, — увидел, что прибыла почта, и подождал. Там в углу буквы «А. Х.». Спорим, мистер Альфред едет домой. И скоро в этом доме будут играть свадьбу — не зря сегодня утром у меня в блюдце оказалось две ложечки — приметы не врут. О господи, что ж так медленно он открывает!

В нетерпении она поднималась на цыпочках все выше и выше, ожидая новостей и бормоча себе под нос. Наконец, уже совсем обессилев, тогда как доктор все еще внимательно изучал написанное, Клеменси снова встала всей ступней на пол, накрыла голову фартуком, словно вуалью, в молчаливом отчаянии и неспособности дольше ждать.

Доктор дочитал письмо и воскликнул:

— Девочки! Девочки! Не могу удержаться, вообще терпеть не могу секреты! Да и мало какой секрет стоит того, чтобы его хранили. А, неважно! Альфред приезжает, дорогие, прямо совсем скоро!

— Скоро! — воскликнула Марион.

Доктор ущипнул дочь за щечку.

— Что, сразу и книга позабыта? Такие новости высушат любые слезки, верно? Да. Стоило бы устроить сюрприз. Однако нельзя же допустить, чтобы его никто не встретил.

— Скоро… — повторила Марион.

— Ну, возможно, для одной нетерпеливой леди это не совсем уж «скоро», — сказал доктор, — но все же скоро. Давай-ка посмотрим… так… Сегодня у нас четверг, верно? А он обещает вернуться через месяц, день в день.

— Через месяц… — прошептала Марион.

Грейс ее поцеловала и произнесла оживленно:

— Радостный день для всех нас, настоящий праздник. Мы долго его ждали, дорогая, — и дождались.

Марион улыбнулась в ответ. Улыбка вышла грустной, но все равно полной любви. Она смотрела на лицо Грейс, слушала спокойную мелодию ее голоса, описывающего счастливую встречу, — и ее собственное лицо светилось радостью и надеждой.

Однако было в ее улыбке что-то еще, и это чувство все яснее проступало наружу. Я затруднюсь дать для него название. Ликование, торжество, гордое воодушевление? Пожалуй, нет: они не проявляются так спокойно. Любовь и признательность? Да, но они были только частью этого чувства. Такая улыбка не появляется, если в голове кружат скверные мысли, скверные мысли не озаряют такой ясностью лицо, не искривляют губы мукой и состраданием.

Доктор Джеддлер, вопреки всей своей философской системе, — с которой на практике он постоянно вступал в противоречие и даже боролся, но так поступали и более известные философы, — не мог все-таки не проявить серьезного интереса к такой «несерьезной мелочи, нелепой шуточке», как возвращение бывшего подопечного и ученика. Поэтому он опять уселся в кресло, вытянул вперед ноги в шлепанцах, снова поставил их на коврик и принялся заново перечитывать письмо и зачитывать его вслух — и так много раз.

— Ах, было же время, когда вы с ним, Грейс, бегали и играли вместе — всякий раз, когда Альфред приезжал к нам на каникулы. Две куколки-неразлучницы, — сказал доктор, любуясь пламенем. — Помнишь?

— Помню. — Старшая сестра мило улыбнулась и живее заработала иглой.

Доктор задумчиво пробормотал:

— Ровно через месяц, вот уж в самом деле. А ведь те каникулы случились будто вчера. Вы двое и Марион, тогда совсем крошка. Где же она была?

— Как всегда, рядом с сестрой. И в детстве, и сейчас, — оживленно ответила Марион. — Грейс всегда была рядом.

— Верно, котенок, верно. Она и тогда была степенной маленькой дамой, наша Грейс, разумной хозяйкой дома, всегда занятой, но спокойной и милой; она кротко переносила наши подшучивания и предугадывала желания, всегда готовая забыть о себе, даже в те далекие времена. Даже тогда она была сосредоточена только на одном.

Грейс улыбнулась, не отрываясь от шитья.

— Боюсь, с тех пор я изменилась к худшему. А на чем одном, отец?

— Да на Альфреде, само собой. Ни о чем слышать не хотела, кроме как о том, чтобы назваться его женой; мы так тебя и звали: «женушка Альфреда»; ты и герцогиней стать никогда не мечтала, только об этом.

— Правда? — безмятежно спросила Грейс.

— Неужели забыла?

— Ну, что-то помню, конечно, но не особенно много. Столько лет прошло.

Грейс вернулась к шитью, напевая старинную песенку, которая нравилась доктору.

— Вскорости у Альфреда будет настоящая жена, — сказала она, прервавшись. — И для всех нас это станет поистине счастливым временем. Мое трехлетнее попечение почти подошло к концу, Марион. Это оказалось очень легкое попечение. Передавая тебя в руки Альфреда, я скажу ему, что ты всегда любила его одного и что моя помощь или поддержка так и не потребовались. Я ведь могу сказать ему так, дорогая?

Марион ответила:

— Скажи ему, дорогая Грейс, что никогда не было попечения столь великодушного, самоотверженного и стойко исполняемого; и что я все это время любила тебя — с каждым днем все сильнее и сильнее. О, как же сильно люблю тебя теперь!

Сестра легко улыбнулась и обняла ее в ответ.

— Нет. Я никогда не осмелюсь сказать ему подобное: пусть Альфред сам оценивает мои заслуги и достоинства. Думаю, он даст волю воображению, дорогая Марион; как и ты сама.