Рождественские повести

- О, господи, - сказал Тоби, - газеты и без того полным-полны открытий, и парламент тоже. Взять хоть газету от прошлой недели, - он извлек из кармана замызганный листок и поглядел на него, держа в вытянутой руке, полным-полно открытий! Сплошные открытия! Я, как и всякий человек, люблю узнавать новости, - медленно проговорил Тоби, еще раз перегибая листок пополам и засовывая его обратно в карман, - но последнее время газеты читать - одно расстройство. Даже страх берет. Просто не знаю, до чего мы, бедняки, дойдем. Дай бог, чтобы дошли до чего-нибудь хорошего в новом году, благо он наступает!

- Отец! Да отец же! - произнес ласковый голос у него над ухом.

Тоби ничего не слышал, он продолжал трусить взад-вперед, погруженный в свои мысли и разговаривая сам с собою.

- Выходит, будто мы всегда не правы, и оправдать нас нечем, и исправить нас невозможно, - сказал Тоби. - Сам-то я неученый, где уж мне разобраться, имеем мы право жить на земле или нет. Иней раз думается, что какое-никакое, а все-таки имеем, а иной раз думается, что мы здесь лишние. Бывает, до того запутаешься, что даже не можешь понять, есть в нас хоть что-нибудь хорошее, или мы так и родимся дурными. Выходит, будто мы ведем себя ужасно, будто мы всем доставляем кучу хлопот; вечно на нас жалуются, кого-то от нас предостерегают. Так ли, этак ли, а в газетах только о нас и пишут. Опять же новый год, - сказал Тоби сокрушенно. - Вообще-то я могу перенести любую беду не хуже другого, даже лучше, потому что я сильный как лев, а это не про всякого скажешь, - но что если мы и в самом деле не имеем права на новый год... что если мы и в самом деле лишние...

- Отец! Да отец же! - повторил ласковый голос.

На этот раз Тоби услышал; вздрогнул; остановился; изменил направление своего взгляда, который перед тем был устремлен куда-то вдаль, словно искал ответа в самом сердце наступающего года, - и тогда оказалось, что он стоит лицом к лицу со своей родной дочерью и смотрит ей прямо в глаза.

И какие же ясные это были глаза - просто чудо! Глаза, в которые сколько ни гляди, не измерить их глубины. Темные глаза, которые в ответ на любопытный взгляд не сверкали своенравным огнем, но струили тихое, честное, спокойное, терпеливое сияние - сродни тому свету, которому повелел быть творец. Глаза прекрасные, и правдивые, и полные надежды - надежды столь молодой и невинной, столь бодрой, светлой и крепкой (хотя они двадцать лет видели перед собой только труд и бедность), что для Тоби Вэка они превратились в голос и сказали: "По-моему, какое-никакое, а все-таки право жить на земле мы имеем!"

Тоби поцеловал губы, которые возникли перед ним одновременно с этими глазами, и сжал цветущее личико между ладоней.

- Голубка моя, - сказал Тоби. - Что случилось? Я не думал, что ты сегодня придешь, Мэг.

- Я и сама не думала, что приду, отец, - воскликнула девушка, кивая головкой и улыбаясь. - А вот пришла. Да еще и принесла кое-что.

- Это как же, - начал Тоби, с интересом поглядывая на корзинку с крышкой, которую она держала в руке, - ты хочешь сказать, что ты...

- Понюхай, милый, - сказала Мэг. - Ты только понюхай!

Тоби на радостях уже готов был приподнять крышку, но Мэг проворно отвела его руку.

- Нет, нет, нет, - сказала она, веселясь, как ребенок. - Надо растянуть удовольствие. Я приподниму только краешек, са-амый краешек, - и она так и сделала, очень осторожно, и понизила голос, точно опасаясь, что ее услышат из корзинки. - Вот так. Теперь нюхай. Что это?

Тоби всего разок шмыгнул носом над корзинкой и воскликнул в упоении:

- Да оно горячее!

- Еще какое горячее! - подхватила Мэг. - Ха-ха-ха! С пылу с жару!

- Ха-ха-ха! - покатился Тоби и даже подрыгал ногой. - С пылу с жару!

- Ну, а что это, отец? - спросила Мэг. - Ведь ты еще не угадал, что это. А ты должен угадать. Пока не угадаешь, не дам, и не надейся. Ты не спеши! Погоди минутку! Приоткроем еще немножечко. Ну, угадывай.

Мэг ужасно боялась, как бы он не отгадал слишком быстро; она даже отступила на шаг, протягивая к нему корзинку; и передернула круглыми плечиками; и заткнула пальцами ухо, точно этим могла помешать верному слову сорваться с языка Тоби; и все время тихонько смеялась.

А Тоби между тем, упершись руками в колени, пригнулся носом к корзинке и глубокомысленно потянул в себя воздух; и тут по морщинистому его лицу расплылась улыбка, словно он вдохнул веселящего газа.

- Пахнет очень вкусно, - сказал Тоби. - Это не... Это. часом, не кровяная колбаса?

- Нет, нет, нет! - в восторге закричала Мэг. - Ничего похожего!

- Нет, - сказал Тоби, снова принюхиваясь. - Пахнет словно бы нежнее, чем кровяная колбаса. Очень хорошо пахнет. С каждой минутой все лучше. Но для бараньих ножек запах слишком крепкий. Верно?

Мэг ликовала: ничто не могло быть дальше от истины, чем бараньи ножки, - кроме разве кровяной колбасы.