Рождественские расследования

Шлагбаум у поселка оказался предусмотрительно поднят, так что на территорию я проехал без труда, оценив будку охранника и перспективы похитителей попытаться провернуть нечто подобное внутри. Шансов было немного, – шлагбаум массивный, не просто какая-то полосатая палка, запрещающая въезд. Нет, банкира следовало брать тепленьким до того, как он оказался бы за пределами досягаемости. Я остановился у дома, выпустил Рокки на улицу и поманил к себе знакомого лейтенанта Данила Литухина. Парнишка он башковитый, наверняка уже разнюхал, что тут произошло.

– Свидетелей нет, – сокрушенно признался Литухин. – Камеры далеко, на них ничего не попало вообще. Я вкратце опросил жену, но она мало что смогла рассказать. Ребята на месте нападения работают уже, я и сам посмотрел, что и как. Банкира явно ждали, следы от проекторов на снегу отчетливые, несколько окурков на снегу, видно, не профи работали, иначе вряд ли оставили бы все на виду. Похоже, Ковалева действительно убегала от них, там следы совершенно ясные. За ней вроде сперва побежали, но потом передумали. Я прошелся рядышком, чтобы не затоптать, но вряд ли от следов в рыхлом снегу будет толк, его там по колено. Она добежала до леса и спряталась в буреломе, боялась выйти. Но похитители ее не преследовали. Потом она вышла и кружным путем добралась до шоссе, после чего побежала к поселку.

– Гильзы? – спросил я.

Литухин помотал головой.

– На первый взгляд, в нее не стреляли. Ковалева, когда в лес бежала, ничего не слышала, но кто знает, может, не поняла с перепугу.

– А машина банкира – та, что на дороге стоит? – спросил я, рассеянно наблюдая, как Рокки облюбовал для своих нужд заметенный снегом куст роз. Я заметил брошенный на обочине джип, вокруг которого был неплохо утоптан снег, то ли похитителями, то ли нашими ребятами.

– Она самая. Ключи в замке зажигания, – отрапортовал Литухин.

– Чего ж она за руль не села и не доехала до дома?

– Я спросил. Ковалева машину не водит. Говорит, может, как-нибудь и тронулась бы с места, но в тот момент ей было так страшно, что она, как марафонец, бросилась бежать и неслась до самого поста охраны.

Я отметил, что с охранником надо побеседовать, дождался, пока Рокки сделает свои дела, и, поручив пса Литухину, пошел в дом. В гостиной, размазавшись по стулу, всхлипывала молодая красивая блондинка с заплаканным лицом. Агата сидела напротив и настойчиво выспрашивала детали происшествия. Мне она лишь сухо кивнула, решив не прерываться. Я тоже кивнул. Плакал наш званый ужин.

Я оставил допрос жены Ковалева Агате и прошелся по дому, хотя это было совершенно бессмысленно, поскольку преступление произошло не здесь. Однако мне хотелось представить более четкую картинку, понять личность похищенного. Горничная или домоправительница, женщина средних лет, прямая, как жердь, со сжатыми в тонкую линию губами, следовала за мной, как тень. Видимо, моя фигура ей доверия не внушала, и она думала: я могу что-нибудь стащить.

Дом банкира Ковалева производил странное впечатление. Громадина с лепными статуями, картинами в массивных рамах, зеркала. И все в пошлом золоте, как в девяностые, когда я, еще совсем сопливый стажер, попал в дом убитого авторитета. Те хоромы тоже напоминали барахолку или лавку антиквара, куда притащили все ценное и свалили в кучу. Здесь было нечто похожее: дорого, богато, безвкусно. Я даже огляделся: нет ли где фонтана с русалками и раззявившими пасть рыбами, откуда бьют струи воды, – общий декор этого кошмарного великолепия вполне позволял надеяться на сей дикий китч. Фонтана не было, зато нашлась золоченая клетка, в которой сидел гигантский, абсолютно черный попугай с огромным клювом. Птица поглядела на меня с тем же подозрением, что и горничная. После того, как я стукнул пальцем по прутьям клетки, попугай отвернулся с явным отвращением.

Кроме клетки в гостиной нашелся и рояль, белый, сверкающий лаком. На нем – несколько семейных фото: Ковалев, жена и, видимо, сын, слишком взрослый для рыдающей женщины в соседнем помещении. Надутые губы в этой семье, видимо, передавались по наследству вместе с капиталами. Банкир Ковалев на фото выглядел важным, как гусак, симпатичным он не оказался, весь его облик просто источал высокомерие и презрение к простым людям.

Я повернулся к горничной и спросил, не замечала ли она в последнее время чего-то подозрительного. Та, не моргнув глазом, отрицательно покачала головой и сухо ответила: «Нет», что меня абсолютно не впечатлило. Прислуга в богатых домах частенько упирается до последнего, так как рабочее место для них важнее правды. Из упрямства я продолжил осмотр дома: оглядел спальни, рабочий кабинет, дошел до кухни, где стоял умопомрачительный запах жареной птицы, и, сглотнув слюну, отправился на улицу.