Рождественские стихи русских поэтов

Неважно, что было вокруг, и неважно,
о чем там пурга завывала протяжно,
что тесно им было в пастушьей квартире,
что места другого им не было в мире.

Во-первых, они были вместе. Второе,

и главное, было, что их было трое,
и все, что творилось, варилось, дарилось
отныне, как минимум, на три делилось.

Морозное небо над ихним привалом

с привычкой большого склоняться над малым
сверкало звездою – и некуда деться
ей было отныне от взгляда Младенца.

Костер полыхал, но полено кончалось;

все спали. Звезда от других отличалась
сильней, чем свеченьем, казавшимся лишним,
способностью дальнего смешивать с ближним.

25 декабря 1990

Presepio [1]

Младенец, Мария, Иосиф, цари,
скотина, верблюды, их поводыри,
в овчине до пят пастухи-исполины —
все стало набором игрушек из глины.

В усыпанном блестками ватном снегу

пылает костер. И потрогать фольгу
звезды пальцем хочется; собственно, всеми
пятью – как Младенцу тогда в Вифлееме.

Тогда в Вифлееме все было крупней.

Но глине приятно с фольгою над ней
и ватой, розбросанной тут как попало,
играть роль того, что из виду пропало.

Теперь Ты огромней, чем все они. Ты

теперь с недоступной для них высоты —
полночным прохожим в окошко конурки
из космоса смотришь на эти фигурки.

Там жизнь продолжается, так как века

одних уменьшают в объеме, пока
другие растут – как случилось с Тобою.
Там бьются фигурки со снежной крупою,

и самая меньшая пробует грудь.

И тянет зажмуриться, либо – шагнуть
в другую галактику, в гулкой пустыне
которой светил – как песку в Палестине.

Декабрь 1991

Колыбельная

Родила тебя в пустыне
я не зря.
Потому что нет в помине
в ней царя.

В ней искать тебя напрасно.

В ней зимой
стужи больше, чем пространства
в ней самой.

У одних – игрушки, мячик,

дом высок.
У тебя для игр ребячьих —
весь песок.

Привыкай, сынок, к пустыне

как к судьбе.
Где б ты ни был, жить отныне
в ней тебе.

Я тебя кормила грудью.

А она
приучила взгляд к безлюдью,
им полна.

Той звезде, на расстояньи

страшном, в ней
твоего чела сиянье,
знать, видней.

Привыкай, сынок, к пустыне.

Под ногой,
окромя нее, твердыни
нет другой.

В ней судьба открыта взору

за версту.
В ней легко узнаешь гору
по кресту.

Не людские, знать, в ней тропы!

Велика
и безлюдна она, чтобы
шли века.

Привыкай, сынок, к пустыне,

как щепоть
к ветру, чувствуя, что ты не
только плоть.

Привыкай жить с этой тайной:

чувства те
пригодятся, знать, в бескрайней
пустоте.

Не хужей она, чем эта:

лишь длинней,
и любовь к тебе – примета
места в ней.

Привыкай к пустыне, милый,

и к звезде,
льющей свет с такою силой
в ней везде,

точно лампу жжет, о Сыне

в поздний час
вспомнив, Тот, Кто сам в пустыне
дольше нас.