Рождественский кинжал

– Да, теперь я верю, что вы можете кого-нибудь зарезать, – пробормотал он дрожащим голосом.

– Ну, в этом вы никогда особо не сомневались, – парировал Стивен.

– Стивен, Стивен, придержи свой язык, иначе наговоришь что-нибудь такое, о чем будешь жалеть! А с твоей стороны это непростительно, Эдгар, просто непростительно!

– То, что говорю я, непростительно, а что несет твой милый племянничек – совсем другое дело? – усмехнулся Моттисфонт.

– Эдгар, ты не хуже меня знаешь Стивена. Я его не оправдываю. Но твоя реакция на дикое и нелепое обвинение в контрабанде… Стыдись, Эдгар! Разумеется, никому и в голову не придет, что ты можешь быть замешан в подобном! Мы же не герои каких-нибудь гангстерских фильмов, которых, увы, я много насмотрелся в свое время.

– Только теперь все на самом деле, – вставил Стивен.

– Перестань, Стивен! Я люблю шутки, но сейчас для этого совсем неподходящее время!

Инспектор, не спускавший глаз с Моттисфонта, произнес:

– Простите, что вмешиваюсь, джентльмены, но мне кажется, дело пойдет лучше, если я сразу проясню один момент. В настоящее время меня совершенно не интересует мистер Моттисфонт.

Смесь облегчения и нерешительности на лице Моттисфонта так позабавила Стивена, что он расхохотался. Джозеф поднял руку.

– Стивен, прошу тебя! Эдгар, как такое возможно?

– Господи, Джозеф, к чему разыгрывать трагедию? – пожал плечами Моттисфонт. – Многие люди считают, что мы допустили преступную ошибку, не отправив оружие в Китай!

– Но ведь это незаконно! – искренне ужаснулся Джозеф. – Ты хочешь сказать, что намеревался заняться незаконным бизнесом?

– Не хотел, а занимался, – поправил Стивен. – Контрабанда – прибыльное дело.

– Кажется, вы неплохо в этом разбираетесь, – вставил инспектор.

– Я? Нисколько. Я знаю только то, что говорил мне дядя. Мистер Моттисфонт абсолютно прав: я не имел никакого отношения к управлению фирмой.

– Да, контрабанда – прибыльный бизнес, – с неожиданной откровенностью заявил Моттисфонт. – Разумеется, власти смотрят на него косо, но это уже другой вопрос. На любые вещи можно смотреть под разными углами зрения, и я никогда не стыдился, что продавал оружие Китаю. Более того, в конце концов Натаниэль наверняка встал бы на мою точку зрения.

– Натаниэль, – повысил голос Джозеф, – был человеком чести! Он бы никогда на такое не пошел.

Инспектор взглянул на него.

– Разве он не посвящал вас в свои дела?

– В вопросах бизнеса – нет, – ответил тот. – У меня никогда не было склонности к подобным делам. Я выбрал стезю искусства и, хотя многие считали меня болваном, ни разу об этом не пожалел.

– А вы, сэр? – обратился Хемингуэй к Стивену. – Что вы знали об этом?

– Только общие факты. Мой дядя узнал про аферу с контрабандой и не пришел в восторг. По правде говоря, он был в ярости.

– Натаниэль был слишком хорошим бизнесменом, чтобы не видеть выгоды этой сделки, особенно на фоне балансовых отчетов за последние три-четыре года, – возразил Моттисфонт. – Не стану отрицать, дела у нас шли неважно.

Инспектор заметил:

– Если вы не против, сэр, я хотел бы подробнее узнать о вашей фирме. Что записано в ее уставе? Кому отойдут акции мистера Джерарда?

– Они будут пропорционально распределены между другими держателями акций, – ответил Моттисфонт. – Это обычное правило.

– То есть две трети получите вы, и одну треть – мистер Стивен?

– Совершенно верно.

– Как насчет оценочной стоимости фирмы?

Стивен вытащил трубку изо рта.

– Если считать за последние три года – кусок стал пожирнее, а?

– Не понимаю, на что вы намекаете! – вскипел Моттисфонт.

– На то, что вы от этого здорово выиграли, – улыбнулся Стивен.

Его замечание привело Моттисфонта в такую ярость, что вмешаться пришлось не только Джозефу, но и Блису. Пока они старались перекричать друг друга, Стивен стоял в стороне и с саркастической улыбкой курил трубку, а инспектор краем глаза следил за его реакцией и прислушивался к возбужденным возгласам Моттисфонта.

Джозеф со слезами в голосе умолял Моттисфонта быть осторожнее и не говорить слова, о которых потом пожалеет; в конце концов Моттисфонт завопил, что сыт по горло его советами и не удивится, если он и Стивен с самого начала были заодно.

Оскорбленный Джозеф тут же продемонстрировал, что хорош не только в ролях второго плана, как утверждала его жена, но легко справится и с амплуа героя-трагика. Горечь и ужас зазвучали в его голосе, когда он с гневом отверг обвинения, а затем, шатаясь, отступил от своего обидчика.

Инспектор отдал должное вдохновенной сцене, но все-таки решил ее прервать. Он дал понять, что спектакль закончен и актеры могут расходиться. Стивен немедленно покинул комнату. Моттисфонт, отпустив пару туманных замечаний по поводу семейства Джерардов, последовал за ним. Хемингуэй перевел взгляд на Джозефа, но тот не сдвинулся с места.

Когда за Моттисфонтом закрылась дверь, он воскликнул: