Рождественский квест

Квартира была пуста. Она вымерзла полностью, и казалось, что отопить это брошенное жилище больше никогда не удастся.

Затащил Ваньку внутрь и осторожно, стараясь не шуметь, прикрыл дверь. Шарика рядом не было, он отстал ещё в подъезде.

— Тихо. Не шуми. К окну двигай.

Они на цыпочках прокрались к окну, в котором не осталось ни стёкол, ни рамы. Сергей осторожно выглянул — никого.

— Отсидимся здесь. Если что, прыгай вниз, там сугроб, не разобьёшься.

Топот ног в подъезде стал тише — солдаты побежали наверх, и он решил, что пронесло.

— И не бойся, всё будет хорошо.

— А я и не боюсь, — ответил Ванька. — Уже давно не боюсь. Шарика, вот, жалко, куда он делся?

— Ничего с ним не будет, о себе думай.

И тут из-за двери послышался тихий скулёж. Шарик скулил, повизгивал и царапал когтями дверь. Топот сапог наверху стих, и некоторое время спустя фашисты гурьбой побежали вниз.

— Шарик, сволочь, заткнись, — зашипел Крутой, подкравшись к двери.

Пёс лишь сильнее заскулил и стал энергичнее ломиться в запертую дверь. От мощного удара дверное полотно слетело с петель. В прихожку ворвались двое — капитан в щеголеватой форме гестапо и сопровождающий его солдат со шмайсером на шее.

Резко выбросил ногу и ударил офицера в пах. Тот выронил пистолет и грузно опустился на колени. «Никто не поверит, что передо мной стоял на коленях настоящий гестаповец» — промелькнуло в голове.

— Даст ист фантастиш? — машинально спросил Сергей, подбирая девятимиллиметровый Вальтер и щёлкая затвором.

Пистолет был тяжёлым, почти как бутылка шампанского. Полная обойма плюс-минус пара патронов.

Капитан промолчал. Глаза его беспомощно, но с ненавистью смотрели на русского.

Ствол шмайсера в руках рядового плюнул короткой очередью. Крутояров покатился по дощатом полу, выстрелил — солдат мешком свалился на офицера. Ещё парой выстрелов отпугнул стоявшего у двери. Сверху послышались крики, снизу тоже. На всё про всё осталось несколько секунд — сейчас сюда ворвётся толпа фашистов, стреляющих во всё, что шевелится. Ещё два выстрела удержали одного за дверью.

— Прыгай в окно! — закричал он Ваньке и, пробежав через весь зал, нырнул в оконный проём, даже не наступив на подоконник, а просто перескочив его, как через коня в школьно спортзале.

Это был третий этаж. И хорошо, что дом старый, с низкими потолками, прыгать невысоко. Несмотря на то, что у стены насыпало огромный сугроб, по ногам ухнуло так, будто об асфальт шмякнулся. Корка наста хрустнула и раскололась на несколько кусков, и они вздыбились, как льдины под тяжестью ледокола. Провалившись чуть ли не по горло, отчаянно заработал руками, как пловец, и стал выбираться. Оглянувшись, заметил, что пацан стоит на подоконнике и не решается прыгнуть. Испугался высоты…

— Прыгай! — отчаянно заорал, не переставая раскидывать перед собой снег. — Прыгай!

Чьи-то руки сорвали мальчика с подоконника в тот момент, когда он уже собрался сигануть вниз. Сергей только успел заметить, как из Ванькиного кармана посыпались какие-то листки и, подобно конфетти, медленно стали оседать на снег.

Из окна застрекотал автомат, но Крутой уже метнулся за угол дома.

* * *

Обогнув два дома, Сергей перешёл на шаг. Шинель скинул в сугроб, предварительно вытащив из карманов две оставшиеся гранаты. Что теперь? Нужно выйти на Павловское шоссе. Осталось всего ничего — дойти до Конюшенной улицы, найти дом писателя, взять рукопись и где-нибудь схорониться до утра. Мальчишка не пригодился… Хотя, почему это не пригодился? Он взял огонь на себя, отвлёк фрицев. Миссию свою выполнил и теперь может спокойно умереть. И ничего в этом такого нет. Он же ненастоящий! Он — калька того пацана, который жил в другом Пушкине, в другом мире. Нет никаких угрызений совести, и быть не может! Утром Сергей вернётся назад и получит бабки и прощай, Москва!

Люди шли с вёдрами за водой. Воды в городе не было, как и света, и отопления, и её набирали в прорубях на прудах и реках. Радовало то, что в городе не было электричества. Он боялся одного только вида контактов, клемм, а столбы с электропроводами его приводили в полный ужас. Всегда казалось, что если его ударит током, то он потеряет свой дар, не сможет чувствовать технику. Или вовсе ласты склеит.

Крутояров особого внимания к себе не привлекал. Плохо, что тот гестаповский капитан видел его в лицо. Нужно было тогда от него избавиться, но теперь поздно. Его будут искать. И если найдут раньше, чем он успеет забрать рукопись, то деньги пригодятся разве что на собственные похороны. Задаток, что дал ему заказчик, передадут матери. Он их на свой счёт положил. А нужны они ей будут, эти деньги?