Рождественский поцелуй (ЛП)

- Ты не имеешь права ограничивать меня. Убрав руки от груди, она прошла на кухню, двинулась к кофейнику с без кофеиновым кофе на прилавке.

 Еще одно "без". Кофе с кофеином.

- Ты не можешь рисковать своим здоровьем. Он пошел за ней. - Доктор Армани предупредил, что напитки могут оказать плохие последствия, а ты до сих пор их пьешь.

- И до сих пор никаких последствий. Она повернулась к нему с натянутой улыбкой и оперлась о прилавок. - Ты ограничиваешь меня в минералке, кофе и шоколаде. Я не могу покинуть Убежище, не могу общаться с друзьями. Я думала, меня освободили, Хоук?

Это было решено Волчьим Трибуналом три месяца назад. Ей давали наркотики, заставляли следовать приказам, и до сих пор она пыталась остаться той женщиной, которых преследовало чистокровное общество. Они освободили ее, но эта свобода была настолько ограничена, что иногда ей казалось, будто нет никакой разницы между такой свободой и заключением, от которого она страдала раньше.

- Ты свободна. Но в его голосе она не слышала правду, слышала, что она совсем не была свободной.

 Качая головой, она насмешливо ему улыбнулась, перед тем как оттолкнуться от прилавка, и двинуться в комнату.

- Можешь уходить, сказала она ему. - Я в целости и сохранности, как видишь. И больше в тебе не нуждаюсь.

- Ты хоть когда-то нуждалась во мне?

Он сказал это грубым, опасным голосом, что заставило ее остановиться у двери. Она посмотрела на камин, заставляя себя не возвращаться к нему. Джесс напомнила себе, что боль, которая затаилась у нее в груди это ни что иное, как побочный эффект страха, а не какая-нибудь другая эмоция.

 - Да, однажды, наконец, ответила она. - Что хорошего мне это принесло?

 Она не оставила ему шанса ответить. Пройдя через дверной проход, она миновала комнату, зашла в спальню и тихо прикрыла дверь.

Однажды она плакала из-за него. Она лежала на металлической кровати, рыдая в подушку и молясь, чтобы он помог ей, чтобы он навестил ее, чтобы дал ей шанс все объяснить. Чтобы он просто поговорил с ней.

 Но этого не произошло. Все двенадцать месяцев она провела почти, что в изоляции. Месяц за месяцем она цеплялась за эту надежду, пока от нее ничего не осталось.

Пока она шла через комнату, дверь позади нее открылась, она повернулась, и удивленно посмотрела на Хоука.

Густые черные волосы падали ему на лоб, несмотря на его попытки убрать их назад. Золотисто-карие глаза - то ли янтарного цвета, то ли цвета желтого золота - смотрели на нее с задумчивым интересом, в то время как дикие фантазии отражались на его лице, щетина немного отросла и потемнела.

 Узкие джинсы облегали мощные ноги и бедра, обтягивали лодыжки и твердые нижние мышцы. Джинсовая рубашка была застегнута, но не делала ничего, чтобы скрыть ширину его плеч.

 Он был так красив, что она даже затаила дыхание. Но это было обычным явлением для члена Племени, говорила она себе. Все они были невероятно красивы, немного грубы и заманчивы. Они были созданы, чтобы быть сильными, выносливыми и способными убивать. Но еще они были созданы, чтобы угождать тем, кто их создал.

Хоук был воплощением грубого и жестокого мужчины. Его взгляд был задумчивым, тело было мускулистым и хорошо формированным. Он был мечтой каждой женщины.

 Он был мужчиной, о котором она мечтала, которым болела, и, в конце концов, сдалась.

 - У меня была причина оставаться в стороне.

 Ее заключили в подземную камеру почти на три месяца, и это был первый раз, когда он поднял эту тему. Она не осмеливалась упоминать об этом. Она не хотела говорить на эту тему, не хотела чувствовать те эмоции, которые, она точно знала, завладеют ею.

 - Ты сделал правильный выбор. Джессика посмотрела на него, отказываясь отступать, отказываясь показывать ему, насколько сильно ранило ее его бегство.

 Из всех соплеменников, которых она знала, он единственный мог понять ее, понять то, что она никогда бы не предала их по собственной воле.

 - Это было правильное решение. Его поклон был коротким, небрежным. Он согласился с тем, что так терзало ее душу.

 - Почему ты затронул эту тему? И почему она просто не отмолчалась? Почему они это обговаривают, если это уже совсем не важно.

 - Мы играем в эту игру с тех пор, как тебя выпустили, напомнил он тихим голосом, в котором скрывались эмоции, которые она не была уверена.

 - И что это за игра? Та, в которой я не хочу здесь оставаться? Или та, в которой ты заставляешь меня не уходить? Иди, делай, что должен делать, Хоук, и оставь меня в покое. О, пока ты не ушел, держи своих нянек при себе, если не возражаешь.

 - Если бы при тебе была нянька сегодня, у кого-то было бы меньше шансов тебя убить. Его голос был на грани, оз злился на нее так же, как и она на него.

 - Я пережила это. Она пожала плечами, хотя страх все еще не покидал ее при мысли о том, что чуть было, не случилось.

 - Ты пережила это? в его лице читалось возмущение. Его глаза сверкали возмущением. - Мать твою, Джесс, тебя же почти убили.

 - Почти не считается. Теперь ты уйдешь? Я хочу в душ.