Рождество наступает все раньше

– И они смогут ее отстоять, если у них будет новая шикарная упаковка.

– Иностранные филиалы уже раскошелились на этот стенд и первичную раскрутку. Понимаешь? – Райнекер говорил так, как будто общался с дебилом. – Чем меньше мы потратим, тем больше прибыль.

– Это относится и к моей зарплате, не так ли, – уточнил Барри. – Двадцать пять процентов экономии по всем статьям, включая мою зарплату.

– Это еще предстоит решить, – сказал Райнекер.

– Чушь собачья, – взорвался Барри, и Эмили открыла рот от изумления. – Вы уже все решили. Ты не даешь мне повернуться и оскорбляешь этой крохоборной зарплатой, чтобы я ушел, и тогда ты сможешь приписать себе успех всей этой хренотени.

– Осторожно, моряк.

– Это ты моряк. Это твой корабль. А я хочу только быть на равных с остальными руководителями групп. И все.

Он развернулся на каблуках и вышел. А Эмили уже сидела на краю стола Донны и пересказывала ей все в лицах.

– Это было похоже на демонстрацию тестестерона, – захлебываясь, тараторила она.

– Заткнись и поставь дерево в эту долбанную комнату для совещаний, – бросил Барри и тяжелыми шагами направился в мужской туалет. Его трясло от злости. Он собирался сражаться за свое дело до конца.

На следующее утро Эберхарт начал совещание вовремя, хотя некоторые места еще пустовали. Барри в течение трех презентаций сидел где-то с краю и молчал, будто воды в рот набрал. Райнекер избегал встречаться с ним взглядом.

Когда пришло время, Барри рассказал о группе в целом, а потом уступил трибуну Эмили. Та вышла на помост, откашлялась, а потом без всяких записей произнесла по памяти всю речь целиком, делая паузы в соответствующих местах и не опуская руки ниже уровня талии. Безукоризненно, чисто, без нервов, без видимых усилий. Поразительно. Когда пошли вопросы, они скорее относились к группе в целом, так что Барри встал и внес свою лепту, рассказав про курагу, яблочные чипсы, рожковые шарики и ореховую смесь.

Он поднял повыше плакат, на котором были закреплены старый и исправленный вариант упаковки.

– Вот старая упаковка и ее исправленный вариант, в фокус-группах они заняли соответственно третье и второе место. А вот что заняло первое место. – Он бросил на стол новую упаковку.

Он почувствовал какие-то подводные течения, какие-то подспудные коммуникации между Райнекером и Териакисом.

– Должен быть способ выйти из этого тупика. Посмотрите на разницу. – Он поднял вверх немецкие конфеты и пачку кураги. Никто не произнес ни слова. – Разный размер, разные категории.

– Нам нужен общий дизайн для торговли по всему миру, – высказался Териакис.

– Почему? Каждый брэнд имеет национальные вариации. Почему вы хотите, чтобы именно этот соответствовал какому-то абстрактному стандарту?

– А нельзя оставить дизайн и только изменить цвета? – спросил Херн.

Предатель. Барри сделал Эмили знак, чтобы она принесла дерево.

– Тогда у нас получится конфликт с канадской курагой или французскими бананами. Посмотрите, всегда есть определенные вариации. Если немцы не хотят платить за собственный дизайн упаковки, они могут просто не принимать участия в составлении стенда.

– Но в обновленной старой упаковке нет ничего плохого, – встрял Пласт.

– Этот землисто-джутовый вздор устарел. Его уже до смерти затаскали в натуральных продуктах. И именно поэтому скорее всего эти брэнды еле дышат вот уже два десятилетия. Зачем снова вытаскивать на сцену избитые старые брэнды с избитым старым видом?

– Совет считает, что ты сможешь выкрутиться, – сказал Териакис.

Да кто он такой – крестный отец?

Барри вскипал. Никто не реагировал на дерево.

– Ну, а если мы изменим цвета, французы не будут против? Они-то в силах посмотреть в глаза реальности? – Эмили неподвижно, как столб, стояла около дерева. – А вот и стенд «Натуральных лакомств» «Мейплвуд Акрс», взгляните.

Послышался тихий шепот и одобрительные возгласы. Это не люди, а овцы.

– Это самая полная версия. В модели для супермаркетов не будет автоматических защелок и бегущих лент, но вы можете получить представление. Фрукты висят на дереве.

– Я сомневаюсь, что зарубежные офисы согласятся на такой стенд, – протянул Райнекер.

– Тогда немцы могут освободившиеся пять баксов потратить на изменение цветов своей упаковки.

– Не мог бы кто-нибудь рассказать мне, в чем, собственно, дело с этой упаковкой? – попросил Эберхарт.

– Дело в том, что мне сказали переформировать группу товаров и заново вывести их на рынок. Люди из отдела дизайна превзошли самих себя, создав блестящую, восхитительную упаковку, а совет хочет вышвырнуть ее на свалку, променяв на нечто, больше всего похожее на овсянку недельной давности, и только потому, что жмоты немцы не хотят изменить цвет своей упаковки.

Эберхарт повернулся к Эмили:

– Что вы думаете об упаковке? Зачем он спрашивает ее?

– Мне нравится, – легко сказала она. – Но обновленная старая тоже не трагедия. Напольный стенд придаст товарам рельефность, и все что угодно будет смотреться привлекательно.