Рождество наступает все раньше

Они пошли дальше по Вест-Энду под ослепительными лучами солнца. Ему некуда было идти, и в этом чувстве не было ничего волшебного. Остановившись у «Коллегиата», Барри постоял у красных ворот, наблюдая за детьми, которые играли в узком дворе в мяч, менялись бейсбольными карточками, лупили друг друга по голове. У него сохранилось одно давнее воспоминание. Как-то мать, забирая его из школы, сказала:

– Если ты идиот в четырнадцать, то останешься идиотом и в сорок.

Нужно навестить мать. Но что он ей скажет?

ГЛАВА 13

Я же говорила

В день, когда была завершена сделка с коммунальными службами, Джастин рано ушла из офиса и пошла по Парк-авеню сквозь мягкий, теплый воздух в новом зеленом платье. Эта операция попала во все информационные программы, и ее имя упомянули в «Американ лойер». На клумбах цвели тюльпаны. Она практически живет с Барри, в его доме. Улицы были оживлены, все торопились домой под восхитительным майским солнышком. Барри предложил съездить куда-нибудь отдохнуть по-настоящему, и на этот раз ее ничто не остановит.

Дома Джастин упаковала целый весенне-летний гардероб, включая сумки и обувь. Все свадьбы, на которых она бывала, казались фантастикой: очень мило, но совершенно излишне. К ней это не имело никакого отношения. Но сейчас эти вещи не казались ей чуждыми. Случиться может что угодно.

Она взяла такси и проехала через напоенный ароматами цветущий парк Открыла дверь своим новым ключом.

– Это твоя соседка по квартире, – крикнула она, сбрасывая туфли на каблуках. – Приволокла целый шкаф одежды.

Барри сидел на диване как куль с мукой. Даже не встал. Джастин села с ним рядом. Он тихо положил голову ей на грудь.

Что-то случилось.

– Что? – спросила она; он встал и прошелся по комнате, резко мотая головой и нетерпеливо цокая языком. Кто-то умер. Его мать? – Что?

– Я сегодня совершил очень большую глупость.

– Ага, – сказала она и почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног. Это может быть что угодно. Она понятия не имела, на что он способен.

– Я думаю, я доигрался и меня уволят.

– За что?

– Понимаешь, я нагрубил Эберхарту.

– Что ты сделал?

– Они собирались вышвырнуть упаковку. Они уперлись, как ОСЛЫ, и довели меня до белого каления! Я больше не мог это выносить.

Она всегда знала, что в один прекрасный день болтовня доведет его до беды.

– И ты нагрубил генеральному? – Он прошелся по комнате. – Что ты ему сказал?

Он прислонился лбом к стене.

– Я не хочу об этом говорить.

– А что случилось потом?

– Не хочу об этом говорить.

Она еще не разобрала вещи. Можно просто отвезти их обратно, не распаковывая. Нет, нельзя.

– Где собака?

Он указал на кресло, где собака дрожала под грудой полотенец.

– Приходит в себя. Я ее выкупал.

– Пойдем, – Джастин надела туфли.

Они зашли в первую попавшую по дороге закусочную и сели у окна. Он сделал заказ, не устраивая цирка.

Черты его заострились, а лицо будто еще больше вытянулось вперед. Он бездумно пил вино и смотрел на улицу.

– Эй, сделай милость, брейся хоть иногда, – сказал он о женщине, которая проходила мимо по ту сторону стекла.

С Барри всегда было что-то не так. Она вдруг увидела его в пятнадцать – долговязый, неуклюжий, переполненный энергией, вечно во что-то вляпывается, на зубах скобки. В этом было что-то очень трогательное. Он постоянно не в ладу с самим собой. Барри сполз пониже на сиденье и откинул голову на спинку. Он смотрел на нее со смертельной усталостью в глазах. Джастин почувствовала, что, когда их взгляды встречаются, между ними пробегает электрический разряд. Это было странно и страшновато. Дело не в привязанности, не в хорошем сексе и не в том, чтобы есть не в одиночку. Она в него влюблена. Это ее очень встревожило. Люди не совершают саморазрушительных поступков без причины.

Принесли еду.

– Когда ты собираешься извиняться?

– Извиняться? – Напускная сонливость испарилась, он вскинулся и оскалился. – Почему это я должен извиняться? – Он такой младенец. – То есть я извинюсь за грубость. Непременно. Но я не извинюсь за то, что отстаивал свою позицию. – Он уже впал в неистовство, сжимая вилку. Он очень красивый мужчина.

Нет, она точно не в себе. Она еще и влюблена в идиота и грубияна Барри?

– Хорошо. Так тебе давно пора было оттуда убираться. Удивительно, что ты так долго продержался, – сказала она, и его лицо немного разгладилось. – Вот только почему было не подождать с оскорблениями в адрес генерального директора до того момента, пока ты не найдешь новую работу?

– Не надо, – сказал он виновато и набросился на салат с такой яростью, что один лист упал на ее новое зеленое платье. Он положил вилку. – Прости меня, пожалуйста. – Она проигнорировала протянутую ей руку и обмакнула край своей салфетки в воду. Как это могло случиться?

Вернувшись в квартиру, Джастин не могла придумать, чем заняться. Ей очень хотелось, чтобы здесь был кто-то еще – пусть даже Пиппа. Ей хотелось его выпороть. Он что, псих?

Зазвонил телефон. Барри испуганно поднял глаза.

– Возьми трубку, – попросила она. Он взял.