И что будет дальше? За нее потребуют выкуп?
Или (от мысли стало еще холоднее) она просто замерзнет здесь насмерть?!
– Помогите! – выкрикнула в отчаянии.
Полная тишина. Даже собаки нигде вдали не откликнулись.
Зубы начали стучать. От холода и от страха.
Маруся взобралась по деревянной лесенке из трех ступенек, начала колотить кулаком в крышку.
Не поддается.
Перчаток у нее нет, костяшки пальцев быстро сбила, но продолжала и продолжала стучать.
Закрыто наглухо. Вероятно, на засов.
И на помощь никак не позвать. Кричать бесполезно, а телефон у нее отобрали еще в машине.
Перестала колотить. Расплакалась.
И вдруг показалось: что-то скрипнуло над головой.
– Эй! Кто здесь! Спасите!
Полная тишина.
Снова со всей силы ударила в крышку подпола – и та неожиданно распахнулась.
Маруся подтянулась на дрожащих руках, выбралась наружу.
Пустой, темный, холодный дом. Никого.
И вдруг вспышка синяя, совсем рядом. И треньканье еле слышное. Скосила глаза, не поверила. Телефон! Ее собственный.
Схватила аппарат. Входящий вызов. Алена Андреевна!
– Але! – выкрикнула в трубку.
– Ты где?
– Я… я в каком-то подполе была… Но сейчас меня выпустили.
– Урра! – услышала на заднем плане выкрик подруги.
А потом мужской голос. Вадик:
– Скинь координаты свои. Мы сейчас за тобой приедем.
На следующий вечер было Рождество.
Маруся в холодном подполе, конечно, простудилась и шмыгала носом.
Но маму на службу все-таки отвела.
Макаровна, несмотря на пережитый накануне стресс, пребывала в прекрасном расположении духа.
Маруся все-таки смогла достать ей заветное лекарство. Всего, правда, одну таблетку (выпросила у коллеги – той по рецепту выписывали). Но мама и тому рада. Оказалось, лекарство не только боль снимает, но и настроение повышает изрядно.
Дочка заботливо провела ее к стульчику (для болящих в церкви ставили). Шепнула:
– Я тебя на улице подожду.
– Стой тут, рядом! И так носом шмыгаешь!
– Все, мамуль, хватит командовать! – сказала неожиданно твердо. – После двенадцати подойду, заберу.
И ушла.
Возле церкви встретилась с Вадиком. Тот увидел, просиял, приобнял – но немедленно отступил:
– Пардон. Руки больше не распускаю. Вдруг опять убежишь?
Она улыбнулась:
– Мороженого мне сегодня точно не хочется.
Шмыгнула носом, кашлянула.
Вадик нахмурился:
– Может, снова к Васюковой наведаться? Запихать ее в тот самый подпол? Часиков этак на десять!
– Нет-нет, не надо. Будем считать: мы квиты. Да и сегодня праздник, надо прощать врагов.
Церковь пахла ладаном, звенела колоколами. Мороз, будто от жарких молитв, отступал.
– Первая звезда! – показал Вадик в небо. – Имеем право на бокал шампанского.
– Шампанское тоже надо холодным. – Улыбнулась. – А мне сейчас хочется горячего.
И сама приникла к его губам поцелуем.
Татьяна Полякова
Сюрприз на Рождество
Какой-то умник сказал: «Если долго сидеть возле реки, увидишь, как по ней плывет труп твоего врага». Эта фраза настойчиво вертелась в голове, когда я таращилась на мужчину в костюме Деда Мороза, лежавшего возле моих ног на лестничной площадке между вторым и третьим этажом. Пять минут назад я вышла из квартиры с намерением вынести мусор, прикрыла дверь и, весело насвистывая, сделала пару шагов. И вот тогда увидела его. Дед Мороз в шубе из ярко-красного бархата притулился возле батареи, привалившись к ней плечом. Голова упала на грудь, и в первый момент я решила: «дедуля» сладко спит, и весело фыркнула, уж очень забавно это выглядело. И только поравнявшись с бесчувственным телом, ощутила беспокойство. Лежал Дед совершенно неподвижно, не похрапывал, не сопел и вроде бы даже не дышал. Я легонько потрясла его за плечо, но без всякого результата, и тут обратила внимание, что шуба на нем расстегнута. Под шубой был костюм, пиджак разошелся на груди, а на белой рубашке расплылось зловещее красное пятно.
– Мама дорогая, – пробормотала я и приготовилась орать во все горло. Но тут же подавилась криком: мой взгляд переместился с его груди на физиономию, и я вторично вспомнила маму, но уже по другому поводу. Борода на резинке сбилась на сторону, шапка съехала на одно ухо, из-под нее выбивались темные как смоль волосы, нос алел от помады, глаза закрыты. Это был Кострюков Владимир Павлович, в недавнем прошлом мой шеф, а ныне злейший враг. То есть теперь, конечно, уже нет. Вид поверженного врага не вызвал удовлетворения, я хоть и желала ему в сердцах «чтоб ты сдох, зараза», но всерьез о его кончине не помышляла. И вот такой «подарок»… – Да что же это делается, – жалобно пролепетала я и вновь вознамерилась орать, однако вместо этого тряхнула его за плечо и позвала настойчиво: – Вовка, кончай дурить, – в тайной надежде, что он не выдержит и зальется хохотом, выдаст свою мерзкую улыбочку и спросит: «Что, испугалась?»