– Разумеется, и очень доволен. Цена меня устроила.
Алексей в знак внимания наклонил голову:
– Это похвально, да вот только серьги оказались крадеными.
Звенигородский вытаращил глаза и провел платком по лысине:
– Краденые?
– К несчастью, у моей тетушки, – подтвердил Бобрихин. – Желаете вызвать ее для опознания?
Советник побагровел.
– Я купил их вполне законно, молодой человек, – выдохнул он, терзая галстук. – И не желаю с ними расставаться. Вы доказали факт кражи? Вор признался? Тогда я хотел бы побеседовать и с ним, и с продавцом ломбарда. В противном случае каждый получит право вламываться в мой дом накануне праздника и требовать драгоценности. – Он приблизил к Алексею разгоряченное лицо и прошептал: – Как вы понимаете, я имею связи… Разве вам хочется неприятностей?
– Значит, вы хотите признания. – Бобрихин медленно встал с кресла с гнутыми ножками. – Что ж, на это уйдет время, но мы его получим. Но я бы не советовал вашей жене их носить.
– Это еще почему? – Звенигородский тоже поднялся и тяжело задышал. – Милостивый государь, вы берете на себя право ей указывать?
Сыщик рассмеялся:
– Право, из лучших побуждений. – Краем глаза он заметил, как возле открытой двери дрогнула занавеска. – Ваша супруга знает историю этого украшения?
Советник сжал кулаки, но на лице появилось что-то, похожее на любопытство.
– Что за история?
– Моей тетушке подарил их муж, князь Оболенский, – начал Алексей. – Но она выяснила, что это серьги князей Мещерских, которые должны надевать только женщины их крови. В противном случае в семье случается несчастье. Вам известно, что произошло с Пушкиным, когда он вздумал преподнести их своей жене. Сами Мещерские с удовольствием избавились от них, подумывала об этом и моя тетя. Она ни за что не желала носить их, но подарить тоже не хотела, потому что они стоили денег – и немалых. Я прошу вас рассказать об этом жене, а она пусть сама решает, надевать их или нет.
– Ни за что! – вдруг раздался зычный голос, и из-за тяжелой занавески показалась худая женщина с высокой прической. – Михаил, ты, наверное, сошел с ума, когда задумал подарить мне такое. Немедленно верни их в ломбард – и чем скорее, тем лучше.
Непоколебимый советник сразу сделался тише воды:
– Хорошо, хорошо, моя дорогая. Мы сей же час отправимся туда с молодым человеком. Я присмотрю тебе что-нибудь другое.
Алексей отвернулся, чтобы супруги не заметили его торжествующей улыбки.
В тот же день, покончив со всеми формальностями, он мчался в имение Оболенской. Серьги лежали в коробочке, в кармане его пальто. Бобрихин не сомневался, что, в конце концов, Григорий признается в краже и получит заслуженное наказание. Но это сейчас не главное. Главное – драгоценность будет возвращена владелице, которая, вероятнее всего, вскоре с ней расстанется, и он почти успеет к праздничному столу. Жаль, конечно, что не хватило времени найти жене какой-нибудь подарок подороже, кроме сладостей и пряников, но его Маша все поймет и обрадуется своему супругу, так быстро раскрывшему преступление.
Эпилог
Как и предполагал Алексей, Григорий признался в совершенной краже, но больше всего его беспокоило, откуда Бобрихин узнал его новый адрес. В своей сожительнице Пелагее и ее матери он был уверен, и для него стало настоящим потрясением известие о том, что молодуха, пусть и случайно, но все же его сдала. И сама она забилась в истерике, как только поняла, что записку подложил не садовник.
Княгиня Оболенская действительно продала серьги какому-то дальнему родственнику Мещерских, а что с ними случилось потом и сломали ли они чью-нибудь судьбу – это никому не ведомо. Во всяком случае, Григорий помер в тюрьме от чахотки явно по своей глупости.