– Как живут? Бедно, богато? – поинтересовался Бобрихин.
Сосед задумался:
– Как тебе сказать… Поперва жили бедно, в этой комнате три койки сдавали. А месяц назад разбогатели. Бабе своей Гришка колечко с камушком преподнес, будто она барыня. Койки больше не сдают. Разбогатели, однозначно.
– А как между собой у них? Ругаются или мирно живут? – продолжал спрашивать Алексей.
– Да не ругаются. – Сапожник махнул рукой. – Чего им ругаться?
– А о чем разговаривают? – допытывался Бобрихин. – Вам через стенку наверняка все слышно.
– Да так, о жизни, – ответил сосед. – Глашку какую-то недавно вспоминали, должно быть, родственница. Гришка сказал, что от этой Глашки скоро весточку принесут.
Больше из сапожника ничего не удалось выдавить. Он принялся за свое крошево из хлеба и кваса и игнорировал сыщика.
Попрощавшись с приятным человеком, Алексей постучал к хозяевам.
Дверь открыла тупая молодуха Пелагея, сожительница Григория, и уставилась на полицейского, как на диво-дивное.
– И чего у нас, барин, медом, что ли, намазано? – осведомилась она. – Сказано вам – нет Григория. И не ищите его у нас. Где он – ведать не ведаю.
Она отвела глаза, и Бобрихин понял, что женщина лжет. Он отодвинул ее рукой и зашел в комнату. Григория там действительно не было. Мать сидела за столом и лузгала орехи.
– Я не верю, что вы не знаете, где ваш сожитель. – Алексей наморщил лоб, стараясь казаться строже. – И поэтому я вас арестовываю.
Пожилая женщина бросила на пол целый орех, стряхнула с платья шелуху и воскликнула:
– Батюшки светы! И за что вы ее арестовываете, хотела бы я знать? Только за то, что она не знает, где этот прохвост Гришка? Впервые слышу, чтобы за такое в тюрьму сажали!
Бобрихин продолжал хмуриться:
– А вот это мне решать. Вы, дамочки, лжете и следствие запутываете. За такое, между прочим, и арестовывают.
Мать кинулась к побледневшей дочери.
– Не пущу! – заорала она так, что колыхнулось пламя свечи. – И меня вместе с ней заберите.
Алексей спокойно отодвинул старушку и вывел сожительницу садовника из квартиры.
– Будете сопротивляться – больше получите, – заверил он ее.
Молодуха пожала плечами:
– Чую, недолго мне там сидеть, – заверила она его. – Гришка возвернется, явится в участок и меня выручит.
– Очень на это надеюсь, – обнадежил ее сыщик, подзывая к себе полицейских, которые ждали его в экипаже.
Женщина хмуро поглядела на конвой, но не сопротивлялась, лишь что-то гневно шептала.
– В камеру ее, – приказал Алексей. – Думаю, посидит – образумится. Видимо, много ворованных вещей сожитель перетаскал.
Два дюжих полицейских повели Пелагею в камеру. Бобрихин знал, что она пустует. С одной стороны, это даже хорошо. Пусть посидит, подумает в одиночестве. Может, к вечеру и созреет для допроса.
Однако сожительница Григория не созрела. Сидя в кабинете сыщика, она по-прежнему тупо, с недоумением смотрела на него.
– За что вы меня, барин? – приговаривала молодуха с придыханием. – Я знать ничего не знаю и ведать не ведаю. Горазды вы, богатые, бедных обижать.
На допросах у Алексея было достаточно времени, чтобы к ней приглядеться, и ему стало казаться, что она ведет игру, притворяясь тупой и безграмотной. С таких, как известно, взятки гладки, ну посидит – выпустят. А Григорий за это время успеет скрыться или наворочать много преступных дел.
Слежка за квартирой тоже ничего не дала, бывший садовник княгини Оболенской как в воду канул.
Алексей шел домой в грустном настроении. Легкие снежинки ложились ему на плечи, падали на нос, будто напоминая, что завтра Рождество и желательно бы вернуться к жене, которая очень ждала его. Но как можно вернуться, не сдержав обещания? Нет, его прямая обязанность – поймать преступника и вернуть княгине ее украшение, пусть с не очень хорошей историей, но все же дорогое как память.
«Как ее разговорить?» – вертелось у него в голове, но, как назло, ничего не придумывалось.
Сыщик решил поехать на Невский, украшенный к празднику, и нанял экипаж. Вскоре он шел по людным улицам и любовался их великолепием. Флаги, расшитые золотыми нитями, едва колыхались на ветру, на богатых домах горели электрические лапочки, причудливо сложившиеся в вензеля из букв членов царской семьи, на фонарях светились звездочки.
Бобрихин знал, что на улицах победнее жители протягивали проволоку между столбами, на которой трепетали фонарики с разноцветными стеклами. В такие дни торговля шла особенно бойко. Перед самыми большими кондитерскими магазинами громоздились снежные глыбы из сахара с елками и рождественскими бородатыми дедами.
Сыщик зашел в один из них, чтобы купить что-нибудь для жены и ее тетушки. Пусть он опоздает, но не явится без подарка.
Алексею понравились несколько бонбоньерок в виде книг и платков-узелков. Бойкий приказчик завернул все в бумагу и завязал шелковой ленточкой.
– Фигурных пряников взять не желаете? – осведомился он, подкручивая черный ус. – Только сегодня прибыли с фабрики.
Алексей подумал и прибавил к подаркам несколько пряников и золоченых орешков.