Рождество с тобой (сборник) (ЛП)

Все это он уже видел менее недели назад: скромный макияж недорогой косметикой, платье с барахолки – единственное в моем шкафу, подходящее для свидания, – видел, но по-прежнему смотрел так, словно я была бокалом кристально чистой прохладной воды, а он умирал от жажды. Я разглаживала ладонями край платья, пока Дженсен, не отрываясь, смотрел на меня, и изо всех сил сдерживала себя от жалких попыток оправдаться, почему второй раз подряд надела одно и то же. В этом не было необходимости. Он знал почему, и то, как он смотрел, укрепляло в уверенности, что для него это не имело значения. Что никто не взглянет на меня, стоящую рядом с этим выдающимся человеком, и сочтет неподходящей.

— От твоего вида просто дух захватывает, — пробормотал Дженсен, говоря это по большей мере самому себе.

Я слабо улыбнулась в ответ, стараясь держать себя в руках. Мой первоначальный план – справиться с его отъездом с достоинством, преисполненной жизненной мудрости, а затем, как только Дженсен уйдет, разрыдаться в подушку, – трещал по швам. Меня не волновало, что завтра канун Рождества. Дженсен скоро уезжает, сегодня мы попрощаемся, и к этому я не готова.

— Я пока не могу отпустить тебя, Дженсен. Пусть сегодняшняя ночь станет лучшей, а с завтрашним днем мы разберемся, когда он настанет, — предложила я.

— Лорен Мэтьюс, я подарю тебе настолько прекрасную ночь, что ты никогда не захочешь меня отпускать, — ответил он и, взяв меня за руку, повел в искрящуюся морозом ночь.

Когда мы подошли к городскому центру, магия вечера опустила на мои плечи свои чары. Все в этом вечере – от рождественских песен, которые вызывали у меня желание танцевать, до легкого снега на земле и восхитительных ароматов глинтвейна и пряных яблок, пронизывающих воздух, – сплетало картину Рождества, которого у меня никогда не было, но которого я так сильно жаждала.

Войдя внутрь, Дженсен принял мое пальто и повесил его на крючок у двери.

— Сначала потанцуем или выпьем? — спросил он.

— Конечно же, сначала мы должны потанцевать, — ответила я с усмешкой. Сегодня я собиралась использовать любую возможность прижаться к нему.

— Я опасался, что именно так ты и скажешь, — поддразнил он, взяв меня за руку и потянув к танцполу. В помещении уже было полно людей – от перевозбужденных детей, восторженно подпрыгивающих тут и там, до пожилых пар, вальсирующих по залу.

При мысли о том, что здесь, судя по всему, собралась добрая половина города, я на мгновение запаниковала. Я похолодела от страха получить неодобрение и осуждение местных жителей, настолько дружных, что казались одной семьей. Но насмешки и подозрения, которых я ожидала, так и не появились. Когда мы присоединились к вечеринке, люди улыбались и были счастливы, здороваясь или одобрительно кивая, когда мы разделяли их моменты радости.

Последние сомнения улетучились, когда я осознала две вещи. Во-первых, Дженсену было все равно, что о нем думают другие. Он жил своей жизнью так, как хотел, и не искал одобрения других, чтобы утвердиться в своем выборе. Он был хорошим человеком, самым лучшим, и, находясь рядом с ним, я становилась сильнее. Во-вторых, он был ужасным, просто безнадежным танцором.

— Что? — спросил он, заметив смущение на моем лице.

— Что ты пытаешься сейчас сделать? — осторожно спросила я.

— Танцевать, — пояснил он, нахмурившись, как будто это было совершенно очевидно.

— О, — ответила я, выражая полнейшую серьезность, — я просто на минуту испугалась, что у тебя случился какой-то припадок.

— Ха! Ты все еще можешь разговаривать! Да старички на этом танцполе двигаются энергичнее тебя. Давай-ка, детка, покажем им, на что мы способны. — Он притянул меня в свои объятия и закружил по танцполу, к огромному удовольствию всех вокруг.

Когда я больше не могла терпеть пытку его стараниями, мы укрылись в спокойном углу, где потягивали напитки и делились секретами. Дженсен рассказывал мне о своих друзьях в команде, и я делилась в ответ историями о некоторых местах, где бывала прежде, и местах, которые хотела бы увидеть.

— Если бы ты могла отправиться путешествовать по всему миру, куда бы ты поехала в первую очередь?

— В Рим, — ответила я, не задумываясь.

— Рим – прекрасный город, но почему именно туда?

— Моей маме там очень понравилось. Бабушка брала ее туда, когда мама была маленькой, — рассказала я. Вытянув маленький золотой крестик из-под ворота платья, я показала его Дженсену. — Она купила этот крестик во время той поездки. Это единственное, что у меня осталось от мамы. Папа продал все ценное и бросил часть вещей, когда мы сбегали от одного из его подельников.

— А что случилось с твоей мамой и бабушкой? — спросил он мягко, сочувствие в его тоне говорило о проницательности.