Рождество в доме Мегрэ

Да, именно это беспокоило Мегрэ. Но прежде всего тот факт, что мадам Мартен пришла к нему не по собственному желанию, а под нажимом мадемуазель Донкер. Если бы она встала пораньше, первая обнаружила куклу и услышала историю с Дедом Морозом, кто знает, не скрыла бы она все и не велела бы девочке молчать?

Кроме того, она воспользовалась первым попавшимся предлогом, чтобы уйти из дому, хотя у нее было достаточно провизии. По рассеянности она даже купила масло, хотя в оконном шкафчике на кухне у нее лежал целый фунт.

Мегрэ тоже поднялся, пересел в кресло у окна, снял телефонную трубку и вызвал уголовную полицию.

— Ты, Люка?

— Да. Я сделал все, что вы велели, шеф. У меня в руках список всех арестантов, освобожденных за последние четыре месяца. Их гораздо меньше, чем можно было ожидать. Среди них нет ни одного, кто когда-либо проживал на бульваре Ришар-Ленуар.

Теперь это уже не имело значения: Мегрэ почти полностью отбросил эту версию — слишком уж она была маловероятной. Допустим, кто-то, живший в квартире напротив, спрятал там перед арестом что-либо стоящее, добытое кражей или иным преступлением.

Очутившись на свободе, такой человек прежде всего захотел завладеть припрятанным. Но из-за болезни Колетты в комнату ни днем, ни ночью нельзя было попасть.

Совсем неглупая мысль — выступить в роли Деда Мороза и почти без всякой опасности проникнуть к девочке.

Но в этом случае мадам Мартен не стала бы колебаться, идти ли ей на встречу с Мегрэ. И уж конечно, не ушла бы сразу из дому под неуклюжим предлогом.

— Проверить весь список — каждого в отдельности?

— Нет. Удалось тебе что-нибудь узнать о Поле Мартене?

— Да. Это оказалось совсем нетрудно. Его имя известно самое меньшее в четырех-пяти комиссариатах в районе между площадью Бастилии, Отелем де Виль[4] и бульваром Сен-Мишель.

— Ты узнал, как он провел эту ночь?

— Сначала поужинал на барже Армии спасения. Он приходит туда регулярно каждую неделю, в один и тот же день, как завсегдатай, и всегда трезвый. Ужин дали праздничный, но, чтобы его получить, пришлось выстоять длинную очередь.

— А потом?

— Около одиннадцати вечера Мартен оказался в латинском квартале и зашел в одно из ночных заведений. Денег он, по-видимому, собрал достаточно и решил выпить, потому что в четыре часа утра его подобрали мертвецки пьяным метрах в ста от площади Мобер и доставили в участок, где он оставался до одиннадцати утра. Вышел он незадолго до того, как я получил эти сведения, и мне обещали доставить его сюда сразу по задержании. В кармане у него оставалось лишь несколько франков.

— А как насчет Бержерака?

— Жан Мартен возвращается в Париж первым дневным поездом. Он очень удивлен и обеспокоен утренним звонком.

— Больше ему никто не звонил?

— Сегодня нет. Зато звонили вчера вечером, когда он ужинал за общим столом.

— Тебе сказали, кто его вызывал?

— Кассирша из гостиницы, которая сняла трубку, уверяет, что слышала мужской голос. У нее спросили, в гостинице ли сейчас Жан Мартен. Она послала за ним горничную, но, когда Мартен подошел к телефону, никто не ответил. Это испортило ему настроение на весь вечер. Кто-то из коммивояжеров устроил пирушку в одном из ресторанов. Мне дали понять, что в компании были и красивые девушки. Мартен же, выпив вместе с другими несколько рюмок, все время рассказывал о своей жене и дочке. Он оставался там до трех ночи. Это все, что вы хотели узнать, шеф?

— Пока речь идет только об истории с Дедом Морозом и куклой.

— Что?

— Минутку! Мне еще нужно, чтобы ты попытался добыть домашний адрес директора часовой фирмы «Зенит» на авеню Опера. Думаю, что это можно узнать и в праздничный день. А он, вероятнее всего, у себя. Ты мне позвонишь?

— Как только узнаю.

Жена принесла комиссару стопку эльзасской сливянки, которую присылала им ее сестра. Он благодарно улыбнулся и на минуту попытался забыть об этой нелепой истории. Может, сходить днем в кино?

— Какого цвета у нее глаза?

Ему пришлось сделать над собой усилие: он не сразу понял, что речь идет о девочке, единственной, кто интересовал мадам Мегрэ в этом деле.

— Ей-богу, затрудняюсь ответить. Помню только, что не карие. Волосы у нее светлые.

— Значит, глаза голубые.

— Возможно. Во всяком случае, очень светлые и, кстати, спокойные.

— Понятно: она ведь относится ко всему по-детски. Она хоть смеялась?

— Для этого у нее не было повода.

— Нормальный ребенок всегда найдет повод. Достаточно, чтобы он испытывал доверие к окружающим и не боялся вести себя как свойственно его возрасту.

— Тебе симпатична мадемуазель Донкер?

— Я убеждена, что хоть она и старая дева, но умеет лучше обращаться с девочкой, чем эта мадам Мартен. Мне приходилось встречать ее в магазинах. Она из тех женщин, которые только и следят, как бы их не обсчитали, и вынимают из кошелька по монетке с таким видом, будто все хотят их обмануть.

Телефонный звонок прервал мадам Мегрэ, но она успела повторить:

— Мне не нравится эта женщина.