Рождество в Москве. Московский роман

Когда человек молод, ему хочется думать, что это навсегда. Кругом мир с распростёртыми объятиями, полный любви и солнца. Люди с улыбкой и добрым сердцем. Так, может быть, было в Академгородке. Петь дифирамбы молодости начинаешь с её утратой. «Что имеем, не храним, потерявши, плачем» – казалось бы, избитая истина, но когда вспоминаешь нашу радость от первых успехов сына, его дипломов, побед в олимпиадах, когда сами что-то пытались сделать заметное, писали по ночам статьи в специальной литературе, в журналах по биологии, математике, думаешь, что только тогда и жили, стремились быть воодушевлёнными порывом, быть нужным, полезным Родине. В университете главным было научить студентов, стране так нужны были образованные специалисты. Мать и отец Альберта были людьми советской эпохи, великой и ещё до конца не осмысленной. Они до самозабвения любили свою работу, Родину и считали это главным, внушали это сыну. Когда же рухнул СССР, они не могли это понять и объяснить и видели в этом большую трагедию.

Наука, открывающая дверь в будущее, благосклонная к дерзким, наделённым противоречием и воображением, что дружат со знаниями и кто готов карабкаться изо дня в день на вершину самой высокой точки мечты человечества, где видны горизонты его будущего. Учёный, преданный своему Отечеству, не променяет скромную лабораторию ради заморских посулов. Как странно, что столько русских учёных рассеялись по всему миру. Неужели им незнаком патриотизм, или человеческие слабости превалируют, и комфорт и деньги стали главным? Русская, российская наука в загоне, её гнобят и пытаются уничтожить разными способами реорганизаций. Кто вынудил молодёжь уехать навсегда за достатком, кто был равнодушен к ним, почему они не нашли здесь, на Родине, поддержки, не услышали нужных слов? Неужели все они такие циники или ненавистники? Или всё в нашем обществе отвратно, неужели безнадёга и надо сваливать? Отец Альберта дышал наукой и без неё себя не мыслил. Он постоянно внушал сыну свой, понятный ему, фанатизм. Альберт уверовал в фантастические возможности науки и вере своей не изменял. «Мечта человечества, в чём она? – думал он. – Конечно же, в свободе мысли. Человеческая мысль должна достичь такого развития, что сделает возможным сохранить Землю, сделав её гармоничной во всех смыслах. Гармония человека сделает его частью природы и частью других планет и галактик, он будет летать в гости к инопланетянам, словно к родственникам в пригороде Москвы. Какое красивое будет это время, человек будет очень красив, лишившись всего негативного в себе. Золотой период человечества, он уже на пороге».

Будни Академгородка

Об обитателях городка сочинялось много легенд. Мифотворчество было связано с тесным общением. Все друг о друге знали. Традиция возникла со времён строительства. Говорят, для экспериментального атомного реактора место выбирали с особой тщательностью. Изучали почву, исходили из надёжности и безопасности. Нашли аж за двести километров от Новосибирска и назвали термоядерным скитом. А до Академгородка проложили скоростное метро. Были ещё скиты, назначение которых никто до сих пор не знает.

Любили городошники, так они ласково себя называли, сочинять эпиграммы, анекдоты. Отец Альберта был героем мифа о человеке-линейке, у которого всё поделено, умножено и выведено, как в уравнении. Свои мысли о перспективах математики иногда говорил вслух, представляясь штангенциркулем, угловатым, острым. Он же считал математику поэзией и, более того, уверял: погрузившись в цифры, словно в звуки, можно услышать и записать симфонию. Студенты за глаза звали бесконечным уравнителем. Ему всегда не хватало даже четырёхстворчатой доски, по которой писал и писал решение за уравнением и так далее. Не случайно ему первому установили электронную доску.

Альберта нарекли восклицательным знаком не столько за высокий рост, как за привычку восклицать одну полюбившуюся фразу «Идея есть!». Откровенно говоря, достал этим возгласом. У него так и вертелось это слово «идея». Его дразнили: «Идейка, идёшь на семинар? Какие идеи насчёт предстоящей сессии?»

Мать Альберта любила читать, собрала хорошую библиотеку и гордилась тем, что у неё полное собрание сочинений Мопассана и Бальзака, русские классики, помимо книг по биологии, математике и генетике, приличное количество альбомов по искусству. В кресле, под абажуром она листала цветные иллюстрации и со вздохом мечтала увидеть полотна знаменитых художников.

– Всё любуешься, – смеялся над ней муж, не решавшийся напомнить об ужине.

В тон ему, смеясь, ответила:

– Как кушать захотелось, так обо мне вспомнили. Кудрявчики вы мои, потрепать бы вас за чубчик, да, хитрецы, заблаговременно зачесали его бритовкой под ноль, никаких шансов мне не оставили. Да я на вас всё равно управу найду, писать буду в местком, что по утрам зарядку через раз делаете. Посуду не моете, уклоняетесь от бытовых забот, возложив их на мои хрупкие плечи. А кто-то мне обещал приготовить ужин или завтрак, хотя бы омлет или блинчики.