Люди очень часто проходят мимо конкретных домов и мест, ничего особенного не замечая в них. Их мысли заполнены одними бытовыми проблемами, от которых они никак не решаются отстраниться. А зря! Они многое теряют! К примеру, этот дом определенно обладает одухотворенными чертами живого существа. Вот лицо из больших широких окон-глазниц второго этажа, скованных грустью и тоской. Стекла в них были разбитые, и давно уж потухли в них люстр огни золотистые. Вот свисающие не чесанные грязные волосы из старой ржавой черепицы крыши.
Покрытая темно-желтыми водянистыми разводами шпаклевка начала кое-где осыпаться и отваливаться, обнажая старую кладку его большого квадратного тела из белых кирпичей. Краска, которой он был раньше выкрашен, давно отцвела, отсырев, вздулась, потрескалась и облезла. Чем не заживающие раны?!
«А дом кирпичный. Это хорошо!» – отметила я для себя.
Квадратный проем, ведущий внутрь, был заперт серой дверью, и напоминал плотно сомкнутый старческий рот. Одиноко стоит он здесь и служит последним пристанищем для бездомных людей и бродячих собак. От ветхости тлеет, догорая в тиши уходящего дня.
Я хочу сказать, если бы люди увидели его таким настоящим, им бы захотелось все изменить! И быть может они даже стали чуточку счастливыми! А так, этот дом никому не нужен, даже земля под ним никому оказалась не нужна.
– Какой прекрасный дом! – попыталась приободрить я его.
Следующим, что нужно было сделать – прочесть заговор! Ведь здесь определенно обитает домовой.
– Батюшка домовой, пусти к себе домой. В доме пожить, да хозяюшкой быть. А я тебе, батюшка, гостинцев привезла. Вот тебе молочка по лакать и кусок пирога откушать.
Я поставила свой чемодан на землю и вытащила из него большой пирог и бутылку молока. Дверь передо мной начала медленно с громким не приятным скрипом отворяться. Я осторожно поднялась по ступенькам и исчезла в черноте дверного проема. После чего дверь сама по себе резко быстро захлопнулась.
Внутри было тихо и пусто. Пахло сыростью и псиной, повсюду гуляли сквозняки. Половицы в просторном холле заскрипели от ветхости, как только я наступила на одну из них.
«Да работы тут не початый край! Придется потрудиться чтобы успеть до холодов!» – оценила я обстановку и свои силы.
Слева от стены на второй этаж вела широкая деревянная лестница. У ее подножия с той же стороны находился проем ведущий в большой просторный зал. Вдруг в глубине дома послышался какой-то звук напоминавший вздох. То был дух дома, вздохнувший от удивления. Думаю, давно он не принимал таких вежливых гостей как я! Справа в углублении под коридором второго этажа с деревянными резными перилами был проем. Именно оттуда, в следующую минуту, начал доноситься суетливый громкий шум напоминавший, тем не менее, бряцание алюминиевой посуды – там похоже находилась кухня. Я сделала несколько шагов вправо и встала прямо напротив нее, с интересом ожидая, что же будет дальше. Через несколько минут все стихло и, из комнаты выкатился большой мохнатый белый шар. Он остановился в нескольких метрах от моих ног и затих.
– Кто ты? И что делаешь здесь? – заговорил, наконец, лохматик хрипловатым старческим голосом. У большого клубка шерсти появились два серых глаза.
– Меня зовут Мелани Холи! – скромно представилась я. – Ни прошлого нет у меня, ни будущего. А настоящее унылое, скучное, серое.
– Почему? – печально вздохнув, снова спросил клубок с глазами.
– Ни к чему мне жалеть, что ушла от людей, – начала я рассказ. – И оставила все, что их мир предложил! Я люблю эту жизнь, и людей я люблю. Но найти себя в ней среди них я, увы, не смогла. А их мир не смогла сделать лучше, не смогла сделать хуже.
– Кто ты, дитя? – прошептал домовой, оживившись и заинтересовавшись.
– Я им чужая поверь. Странница вечная в песках бытия. В поисках золотой середины.
– Ты уверенна в этом?
– Лучше места, чем это, мне нигде не найти! Приютишь у себя лучшим другом тебе я стану навечно! – заклиная, просила я.
– Ну что ж проходи! Мои двери открыты! – прошептал своим тихим голосом он с радостью.
Клубок шерсти на глазах превратился в маленького, сгорбленного, слегка долговязого человечка с большим лысым лбом и седым затылком, впалыми глазницами и впалыми скулами. Из зауженного, но сглаженного подбородка торчала густая седая бородка, а из больших ушей торчал седой мох.
«Хоттабыч!» 1
– тут же окрестила его я.Одетый в серую теплую кофту с высоким воротником, бежевые брюки со стрелками и удобные кожаные ботинки он стоял передо мной, засунув одну руку в карман, и пристально глядел своими глубоко посаженными серыми усталыми добрыми глазками с хитринкой из-под густых седых бровей.
«А ботиночки то выдают его с головой! Харизматичный дедок!» – вскинув бровью, оценила я его хороший вкус.
– Починю старый дом и покрашу его. Станет чуточку легче. Жизнь вдохну, добротой окружу. И вернется ушедшее счастье! К нам обоим!» – пообещала я.