От размышлений на эти грустные, в общем-то, темы, Новикова отвлек князь Игорь — «… Я Русь от недругов спасу!». Князь пел свою арию несколько непривычным, слишком высоким, голосом. Но как пел! Новиков закрыл глаза и слушал. Так и просидел до самого конца. Рождаемые волшебной силой музыки перед ним возникали то князь, то Кончак, то пляски половцев. Из своеобразного транса его вывели аплодисменты и крики: «Бис! Браво!». Хлопал вместе со всеми, а краем глаза, с тревогой отметил удивленный взгляд Никишина. «Расслабился. Забыл, что мне ТАК слушать не положено. И что теперь делать? А-а пошло оно всё! Удивлять — так удивлять. Ну, держись господин штабс-капитан, наблюдательный вы наш».
Никишин с расспросами не торопился, и это было хорошо. Право дело, ну не здесь же, не в театре. Но затягивать с этим не хотелось. Быстро прокрутил несколько вариантов и выбрал этакий — нагло-профессиональный.
Когда вышли из машины и остановились покурить на улице, Новиков, сказал, вроде ни к кому конкретно не обращаясь: «Велика сила искусства! А на самом деле, дурак был Игорь».
Никишин от удивления и неожиданности поперхнулся дымом и закашлялся.
— Почему?!
— Но вы же военный человек. Подумайте сами.
— Не понимаю.
— Все достаточно очевидно. Должную разведку не провел. Знал примерно, где противник находится, а какие у него силы, в каком состоянии, есть или нет рядом союзники, узнать не удосужился. С другими Русскими князьями не договорился, решил все сам, следовательно, тыл себе не обеспечил и тактических резервов не имел. Даже боевого охранения нормального не выставил, и пришлось вступать в бой в самой невыгодной ситуации — из походного положения, против изготовившегося к бою и занявшего выгодные позиции численно превосходящего противника. В результате, войско потерял, сам в плен угодил и открыл противнику дорогу на Русь. Если бы не прихоть хана, захотелось ему видеть князя своим зятем, то через месяц, а то и раньше, запылали бы Русские города и села.
Новиков сделал паузу, прикуривая новую папиросу. «А капитан хорошо удар держит. Уже оправился. Ну, так мы сейчас добавим».
— Вот если бы, с таким талантом да про Олега Вещего или Александра Невского. Особенно про Олега. Это было бы, как сейчас принято выражаться, актуально. Особенно — Римская змея. «Вот именно так, с большой буквы».
Совсем растерявшийся Никишин, явно не ожидавший такого, попался.
— А почему Римская?
— Николай Петрович! Вы меня удивляете. Это мне можно таких вещей не знать. Ни по рангу, ни по происхождению неположенно. А вам, служилому дворянину — сам Бог велел. Ведь кому смерть Олега выгодна была? Хазарам? Возможно. Но хазары были людьми чести. Конечно, понятия чести у них своеобразные. Но — одно дело поймать князя в засаду, а другое, змеюку подкинуть. А вот Рим — в самый раз. Его методы! Взял под свой щит Византию, расстроил все наши планы — получи и распишись.
Новиков глубоко, до треска и искр, затянулся и резким щелчком отправил папиросу в сугроб.
— Ох, утомил я вас, товарищ майор. Пора нам, наверное, спать-одыхать. А опера, тут я с вами полностью согласен, великолепная. И слова «Я Русь от недругов спасу», правильные. Только личной храбрости для этого мало — нужно еще и умение.
Вечером, переделав все, требующие мужских рук, дела (которых в деревне не меряно), Слащев с Егоровым курили, сидя на крыльце. Мимо них, с разрешения командиров, от правления до моста и обратно, ездил их автомобиль, катавший деревенских мальчишек. Они набились в него как сельди в бочку, махали руками и кепками и, что есть сил, орали «Ура». Рядом с шофером стоял Колька в кепке со звездой и непрерывно отдавал честь, неумело приложив руку к козырьку.
— Этак у него рука к вечеру отвалится, — с усмешкой сказал Егоров.
— Слушай, Егоров. Ну чего ты мучаешься? Давай я сейчас в монастырь уеду, а ты ночуй. Утром машину пришлю.
— Дурак ты, Слащев. Умный, а как есть дурак. Ты о ней-то подумал? Ты Маше хоть и липовый, но брат. Пусть и троюродный. А я кто? Надел, понимаешь, командирские шаровары и сразу ночевать? Мы — то с тобой уедем, а ей с людьми жить. А что люди скажут, знаешь или подсказать? Думаешь, сейчас нас никто не видит? Это ты никого не видишь, а за тобой не одна пара глаз наблюдает. В деревне ведь как — вроде и нет никого, а ты сам на виду. Особенно если пришлый. Где, думаешь, легче всего от наблюдения скрыться? Да в городе, среди множества людей. Главное вести себя спокойно, обычно, и никакая сволочь тебя не отыщет. Я по Одессе, бывало, по Приморскому бульвару среди беляков спокойно ходил. И жив, как видишь.
— Где же ты её отыскал, такое чудо?