Рожок зовет Богатыря

Выехав на поляну, где стоял домик биологов, всадники спешились. Алеша и Саша остались расседлать лошадей, напоить, стреножить и выбрать им пастбище получше, а Борис Данилыч, Андрей Михалыч и Иван Васильич направились к дому.

— То мы у вас в гостях, а то вы у нас! — сказал с улыбкой Борис Данилыч, стараясь разогнать подавленное настроение своих спутников.— Вот и получается по два гостеванья на неделе... Эге! А что ж такое я вижу — окна-то в доме открыты! Неужели это мы их так оставили? Не может быть! Эге, эге! — Борис Данилыч повысил голос. — А из трубы-то, глядите-ка, дым идет! Там уже кто-то без хозяев гостюет!

— Да это наши ребята гостюют, вот помереть на месте! — сказал Иван Васильич, и голубые глаза его просияли. — Как пить дать!

Они неслышно подошли к дому. Из открытых окон доносились голоса.

— Так и есть, — наконец усмехнулся и объездчик, — наши.

Он снял кепку, вытер платком лицо и с облегченьем перевел дух. Живы ребята!

26

Ребята шумно обедали в домике. Как они веселились, как они хвалили немасленую пшенную кашу! Хорошо, хорошо! Будут теперь знать, что такое голод и что такое кусок хлеба!

А теперь за чай взялись. Чай с сахаром — вот-то праздник! Стой!.. Заспорили...

— Антон, ты опять хватаешь раньше всех?! — прикрикнула Светлана. — Когда ты отвыкнешь, а?

— Да я эта... Ну, сам не знаю... Руки у меня...

— Ах, руки у тебя! Вот буду бить тебя по рукам.

— Ну и что же... Вот и бей. А то я... никак... эта...

Это, конечно, Антон Теленкин полез за сахаром. Чудак парень, увалень, сладкоежка... Интересно, что из него может выйти в жизни?

Но все смеются, и никто не сердится на Антона...

Борис Данилыч подошел к объездчику:

— Ну что ж, войдем?

Андрей Михалыч ступил на крыльцо. И в это время он услышал голос своего сына. Что он говорит?

— По-настоящему, Антону совсем не надо бы давать сахару, — сказал Толя, — ни кусочка. А он еще два схватил.

— Это почему же не давать? — спросил Сергей.

Ох, как недружелюбно разговаривает этот мальчишка с Толей! В чем дело?

— А потому! — ответил Толя. — Забыли, как он от нас конфеты прятал? А еще собирается в пионерский отряд вступать! Да за такие дела с пионеров галстуки снимают!

Андрей Михалыч, сдвинув брови, стоял на крыльце и слушал. Что такое говорит Толе тихим голоском Катя Крылатова? Хорошая, крепкая темноглазая девчушка... Но что она говорит?

— Тогда и ты снимай пионерский галстук, — сказала ему Катя. — Ты тоже один ел, когда мы голодали.

Подошли Крылатов и Алеша. Андрей Михалыч движеньем руки остановил их:

— Подождите. Я хочу послушать. Я своего сына узнать хочу. Это не каждому отцу удается.

В комнате наступила тишина. Андрей Михалыч сжал губы, и жесткая морщинка у рта стала еще резче.

— Как? Когда? Ты что еще говоришь-то? — В Толином голосе зазвучало возмущение.

Однако ухо отца уловило в этом возмущенном окрике что-то неуверенное, какую-то опаску. Почему-то представилась собачонка, лающая на человека, которого сама боится. И лает, и отступает, и тут же виляет хвостом, готовая к любому компромиссу.

— А что?.. — в недоумении спросил Антон Теленкин. — А он разве... эта...

— Он один свой хлеб с вареньем съел, — с обидой сказала Светлана, — ни с кем не поделился даже!

— У вас тогда тоже был хлеб. И сало было, — возразил Толя, — и яблоки. Чего же мне с вами делиться? Вы и не просили! Я бы...

— У нас в это время ничего не было, — опять заговорила Катя, — у нас ни крошки во рту не было, а ты один съел большущий шоколад. Я видела. На вот бумажку — возьми. Ты уронил.

На стол с тонким звоном упала бумага с «золотцем». Кто-то начал расправлять ее ладонью на столе.

— Ого! Сливочный!.. Экстра! — Антон вкусно причмокнул губами.

— Ну, что ж ты молчишь? — сказал Сережа своим грубоватым голосом. — Антон, конечно, неверно поступал — ну, так он не подумавши. А когда понял, что нехорошо получилось, так...

— Я... эта... ни одной ягодки один без вас не съел, — пробормотал Антон, — только попробовал чуть-чуть...

— Антон — не пионер еще. А ты, Анатолий, пионер. А поступаешь не по-пионерски, — продолжал Сережа. — А еще с других собрался галстуки снимать!

— Да с него бы, с вашего Анатолия, разве только за это надо галстук снять? — сказала Светлана, и тонкий голосок ее задрожал. — А из ручья бежал, меня бросил? А водил нас по бестропью — из-за своего хвастовства, лишь бы на своем поставить! А на дерево от кабанов залез, сам спрятался, а до остальных и дела нет? Этого мало?.. Да я бы такого пионера одного дня в отряде не держала бы! А вы его еще на выставку посылаете!

Андрей Михалыч сгорбился и надвинул кепку на глаза. Его загорелая, с набухшими жилками рука нервно стиснула хлыст, которым он тихонько постукивал по сапогу. Почему Анатолий молчит? Значит, ему нечего ответить на это?

Отвечает! Рука с хлыстом замерла.

— Подумаешь! — Толя небрежно засмеялся. — А вот и поеду на выставку, вот и поеду! Моего отца директор любит. А уж отец за меня заступится! Понятно вам?

— Понятно! — вдруг взревел Андрей Михалыч и ударом кулака распахнул дверь. — Понятно, все понятно!