Вернувшись из города, Василий узнал, что боярин приказал взять Клашу в железы и бросить в подвал.
Ночью сквозь сон Ивашка услышал сдержанные голоса.
— Тятенька, чуешь?
Кто-то изо всех сил забарабанил в дверь.
— Матушка! — волчком закружился ребёнок и бросился встречать гостью. Но, приоткрыв дверь, он в страхе отпрянул назад: перед ним стоял тиун.
Василий не спеша поднялся и вздул лучину.
— Дай Бог здравия гостю желанному!
Тиун указал рукою на дверь.
— Ужо наздравствуешься! — Взгляд его упал на исчерченную углём стену. — Аль с нечистым тешишься? — И, ухватив рубленника за плечо, вытолкал его на двор.
Перепуганный Ивашка бежал сторонкой за молча вышагивавшим отцом.
Князь, сложив руки на животе, поджидал рубленника в опочивальне.
— Господи Исусе Христе, помилуй нас!
— Ползи, мокрица премерзкая!
Упёршись ладонями в пол, Выводков прополз через порог.
Замятня раздул пузырём жёлтые щёки. У растегнутого ворота, на груди, затокал морщинистый треугольничек.
— К Шереметеву, мокрица премерзкая, ползти замыслил?!
Пожевав ввалившимися, как у старика, губами, он пригнулся и плюнул холопю в лицо.
— Пёс бесстыжий! Зелье болотное!
Василий незаметно вытер щёку о рукав и, едва сдерживая готовую прорваться злобу, привстал на колени.
— Не моя то затея, а дьяка Агафона.
Ему стало понятно, почему обрушился на Клашу княжеский гнев. В голосе зазвучала неподдельная искренность.
— А на том крест горазд целовать — не было думки моей спокинуть тебя, господарь!
Боярин намотал на палец клок бороды и топнул сурово ногой.
— Прознаю — кречету дам очи выклевать бабе твоей, смерденка псам отпущу на прокорм, а тебе руки по-выверчу, чтобы оскорда держать не можно!
Тиун почтительно крякнул и перекрестился. Замятня сдвинул брови.
— Не ко времени крест творишь, буй!
Холоп вперил блаженный взор в оплечный образ ангела князя Миколы, Мирликийского чудотворца.
— Како без креста вспамятуешь деяния непотребные смердовы!
И, снова перекрестившись, с омерзением сморщился.
— Льва сотворил с опашью[70]
диаволовой… Не инако — в клети у него ведьмы на шабаш слетаются… И дух-то в клети богопротивный.Охваченный любопытством, князь пожелал немедленно лично проверить слова тиуна.
На дворе вспыхнули факелы. Возбуждённый тиун стремглав побежал за конём.
Едва боярин появился на крыльце, батожники ожесточённо хлестнули воздух плетями. Холопи шарахнулись в стороны и припустили за господарем, поскакавшим верхом к одинокой клети, что притаилась в овраге, у бора.
Ивашка, воспрянувший духом от нежданной потехи, с гиком летел за факельщиками.
Тиун открыл ногой дверь, ведущую через узенький закуток в клеть.
Замятня подул на узловатые пальцы, расправил бороду и перегнулся, чтобы солиднее выставить ввалившийся свой живот.
Выводков, готовый грудью отстоять свои работы, застыл у стены.
Долго и внимательно разглядывал боярин роспись, кончиком ногтя осторожно водил по замысловато переплетающимся узорам, тщетно стараясь постичь, откуда берут они начало и почему под конец сходятся в одном месте с неизбежною точностью. Его глаза светились всё мягче и дружелюбивее, лицо плющилось в недоуменной улыбке. На низеньком лбу собирался ёжиком колючий волос.
— Ты? — ткнул он пальцем в грудь рубленника и сипло захохотал. — Собственной дланью?
— Яз, господарь!
— Да откель у смерда умельство розмысла?
Ивашка юркнул меж ног тиуна и важно уставился на Сабурова.
— И не токмо тех львов, — мы с тятенькой Гамаюн, птицу вещую, сотворили. Ей-Богу, провалиться вам тут!
И, ловко ускользнув из-под спекулатарских рук, готовых вцепиться в его курчавую головку, достал в тряпье глиняную птицу.
Сабуров всплеснул руками.
— Ну, прямо тебе — Гамаюн, что на книжицах фряжских!
Тиун не спускал с боярина глаз и всем существом пытался проявить своё восхищение.
— Яз давно заприметил умельство за Васькой! Не холоп, а клад, господарь!
Сабуров щёлкнул себя неожиданно двумя пальцами по заросшему лбу.
— А не сотворить ли нам таку потеху из глины?
Выводков помолчал, остро уставился в стену и, что-то сообразив, уверенно тряхнул головой.
— Быть потехе той, господарь!
В то же мгновение Ивашка прыгнул к отцу и повторил слово в слово:
— Быть потехе той, господарь!
Тиун замахнулся на мальчика кулаком. Сабуров резко остановил холопя и снисходительно подставил дрябленькую руку свою для поцелуя ребёнку.
— Ей-Богу, господарь, провалиться вам тут, поставим мы с тятенькой потеху тебе таку, како на стенке расписана!
Выходя из клети, князь приказал рубленнику утром же начать работу.
На дороге подле коня дежурил уже Ивашка.
— А ещё, господарь, чего яз сказывать тебе стану.
— Сказывай, пострелёнок!
— Отдал бы ты матушку нам! Ну, на какой тебе ляд, провалиться вам тут, наша матушка?!
Замятня вскочил на коня.
— Содеете потеху на загляденье, — отдам.
И шепнул добродушно тиуну:
— Спустить с желез.
Выводков упал в ноги князю.
— Дозволь дитё к бабе моей допустить! Помилосердствуй!
Конь взметнул копытами грязь и скрылся в промозглой мгле.
Схватив в охапку сынишку, Василий мчался в подвал, в котором томилась Клаша.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Сабуров-Замятня зачастил в гости к худородному соседу, Фёдору Тыну.