Розовая Гвиана

И они пошли вдоль Лебяжьей Канавки, за которой звенели красные трамваи, мимо играющих детей, мимо сидящих на скамейках парней и девушек, которые всё читали свои толстые книги, мимо большущей гранитной вазы, похожей на толстого раздетого человека, и остановились на минутку около киоска с газированной водой.

— С тройным сиропом, — сказал старик продавщице, и Борька понял, что чудеса начинаются.

Стакан был холодный и влажный, как кусок льда. В нем купалось вишневое солнце и горьковатыми невидимыми брызгами стреляли по губам розовые пузырьки. Борька выпил все.

— Еще? — спросил старик.

— Нет, — сказал Борька. — Если второй раз, то будет невкусно.

И они снова пошли. По мосту над Фонтанкой, по тротуару в тени, поперек тихой и горячей от солнца улицы, вдоль старых потемневших домов. Палка постукивала по асфальту. Суконные боты шаркали. Борька оглядывался, но никто, ни один человек не замечал, что по улице идет волшебник.

— Сюда, — сказал старик, и они поднялись по крутым каменным ступенькам в магазин. Здесь в прохладе и тишине жили книги. Целые стены до потолка из книг.

— Здесь весь мир, — сказал старик. — Здесь прошлое, настоящее и будущее; свет, доброта и нежность.

— Книги? — спросил Борька.

— Это люди, — сказал старик, — люди, живущие вечно. Великие, добрые люди. Они разговаривают тихо, без желчи и горечи. Если ты обращаешься к ним, они никогда не спят, если спрашиваешь — не прячутся. Они не ворчат. В них нет гонора и зазнайства. Они честны, они понимают все. Ты слышал, как разговаривают книги?

— Нет, не слышал, — сказал Борька.

— Тише, — сказал старик. — Слушай. Смотри и слушай.

Борька замер. Замер старик. Замерла тишина в магазине.

Книги молча стояли на своих полках.

— Не слышу, — шепотом сказал Борька.

Старик посмотрел на книги, потом на Борьку и сказал, будто просыпаясь:

— Да, да, ты прав, мальчик. Я забыл. Совсем забыл, что ты еще не умеешь слушать внутри себя. Я совсем забыл…

Из задней комнаты вышла девушка в голубом платье. Волосы у девушки были золотые. Она подошла к полкам с книгами и провела пальцем по корешкам.

— Я вас давно не видела, Александр Павлович, — сказала она и улыбнулась.

— Что поделаешь, я трехногий, — сказал старик и стукнул палкой о пол. — Но сегодня мой день, Машенька. Сегодня я при деньгах. Сегодня я хозяин чудес. Ну-ка, покажите мне нового Сервантеса.

Книга была большая, серая, с длинным черным человеком на обложке. Человек опирался на меч, немного похожий на трость.

— Вечность, — сказал старик и положил на прилавок палку. Он взял книгу обеими руками, как берут полный поднос, погладил ладонью первую страницу и засмеялся.

— Так, так, — сказал он. — А вон там, наверху, я вижу Бёрнса. Сюда, сюда Бёрнса. А кто это в синем? Верхарн? Сюда старину Верхарна!

Девушка снимала книги с полок, и старик гладил каждую из них, и глаза у него блестели сквозь щелочки.

— Машенька, будьте добры, вставочку.

Он открыл Сервантеса и что-то медленно написал на первой странице, двигая авторучку неловкими голубоватыми пальцами. Потом протянул книгу Борьке.

— Это тебе. Я счастлив, что ты еще ничего не знаешь. Ты откроешь ее с ясным сердцем. С улыбкой. Ну, держи.

Борька взял книгу. Ему еще никто никогда не дарил таких больших книг. Он прижал Сервантеса к груди и не знал, что говорить и что делать дальше.

— Это волшебная книга, — говорил старик, пока девушка заворачивала остальные. — Людям не хватает совсем немногого, мальчик. Чудо ходит рядом с людьми, но люди шарахаются от него. Они еще не привыкли. Но они привыкнут, малыш, привыкнут…

Они вышли из магазина. Уставшее солнце опускалось в конце улицы. Огромный красный диск, похожий на щит.

— Вот и все, — сказал старик. — Прощай. Извини. Жаль, что я не могу сделать так, чтобы выиграл лотерейный билет. Да это и хорошо. Никогда не надейся на случай. Беги домой, отец, наверное, уже спит.

— Спасибо, — сказал Борька.

Старик похлопал его по плечу и застучал палкой по тротуару. Он шел прямо навстречу красному солнцу. Длинная черная тень уходила от Борьки по асфальту. На мгновенье она стала похожей на черного человека с мечом на обложке книги. Потом ее заслонила женщина с девочкой, потом еще одна женщина, а потом все люди, идущие по тротуару.

Борька отошел к стене дома и открыл книгу.

«Дон Кихот», — прочитал он.

Наискосок, из угла в угол страницы, старик написал большими дрожащими буквами:

«Будь счастлив, малыш. А. Терлецкий».

МЕДОГОН

Зябким, росистым утром дядя Алексей впрягал в колхозную телегу рыжую лошадь Журку. Лошадь недовольно поводила ушами, жевала сухую травину и смотрела на Костю грустным фиолетовым глазом. У нее были длинные светлые ресницы и яркий треугольник белой шерсти на лбу!

— Что, не хочется ехать? — спросил Костя и погладил ее нежный замшевый подбородок.

Журка мотнула головой, фыркнула и переступила ногами.

Дядя Алексей надел ей на шею тяжелый кожаный хомут, взял из телеги дугу, поднял с земли конец оглобли и сказал:

— Смотри, Костя, как запрягать лошадь. Учись.

Он обернул вокруг оглобли толстый ременный гуж и вставил в петлю конец дуги с вырезом.

— Понял? А теперь с другой стороны…