Розовая мечта

— Только постарайся не думать в этом костюме об исторических фармациях. Могут прийти гениальные мысли. Кажется, это рабочая одежда деда. Там ещё дырочка на груди от значка лауреата сталинской премии. — Я старалась отыскать в шкафу что-нибудь для себя.

Приодевшись, Юл заключил меня в жесткий турникет вытянутых рук.

— Не отпущу, пока не скажешь, какое блюдо в моем исполнении ты любишь больше всего на свете?

Прижатая спиной к тройному шифоньеру, я попыталась вывернуться, но Юл лишь сильнее притиснул меня к прохладной полировке.

— Ладно, сдаюсь без сопротивления: жареный хлеб! Правда, милый, никогда не ела ничего более опьяняющего… Почему считается, что приворотное зелье — это напиток? Ты «опоил» меня своим жареным «бородинским». Это настоящий любовный напиток…

Мой монолог не мог не завершиться жарким поцелуем, а поцелуй — любовью на залитой солнцем террасе. Кусты сирени и елки, окаймляющие сад, делали нас недоступными для любопытных взглядов. Лишь дятел, трудившийся на сосне, в перерывах косил на нас маленьким черным глазом…

…мы позвонили Юре часа в три. Автоответчик выдавал вчерашнюю программу. Друг Казанова заверил, что Юра не звонил. Но вчера все допытывался, где его можно разыскать, некий коллега по имени Геннадий, заядлый рыболов. Друг объяснил коллеге, где найти Юру. Но больше никто присоединиться к компании рыбаков не желал. Прослушав в четыре часа все ту же запись, мы понеслись обратно — к домику у реки.

Дождевые облака бесследно сгинули. Явившееся миру после трехдневной отлучки солнце было настолько желанным, что цветы, деревья, кусты, озерца, деревеньки — все-все сущее здесь словно устроило парад, демонстрируя себя в полной красе и блеске. «Косые лучи заходящего солнца», столь любимые Достоевским, настолько преображали окружающее, что душа не могла не переполняться восторгом. Умиление! Умиление — вот что будоражит и волнует, заставляет смеяться и плакать, когда солнце светит вот так — прямо для тебя, в тебя, сквозь тебя…

Мы неслись за солнцем, щурясь от его ласкающих, привораживающих лучей.

— Детка, ревновать к солнцу — это большая честь для меня. Но все же, не отдавайся ему прямо на моих глазах!

Глава 37

Машина Юры стояла на месте — уже издали мы заметили алое пятно под склонившимися за забор яблонями. Зацветающий сад в последних лучах солнца и зеркальная лента реки с караваном идущих по течению байдарок представляли собой картинку для учебника «Родная речь».

— Зарыбачился клиент, в Москву не торопится. — Неуверенно сказал Юл. И мы замолчали, охваченные дурным предчувствием.

Дверь в дом заперта снаружи на висячий амбарный замок, перекошенные ставни, сохранившие остатки зеленой масляной краски, притворены. Мы обошли дом вокруг — тишина и покой нарушало лишь тарахтенье далекого трактора. Тельняшка и пробковый жилет висели там же, на штакетинах развалившегося забора сушились резиновые сапоги.

Юл слегка открыл окно, выходящее в сад и, подтянувшись на руках, влез на подоконник.

— Стой здесь. Если что, падай и замри. — Держа пистолет наготове, он скрылся в комнате.

Я знала, что Юл брал уроки в тире, где и получил удовольствие от стрельбы Лары. Но каковы были его личные успехи, осталось для меня загадкой. «Да, такие же, по всей вероятности, как наша вчерашняя попытка слежки — слабая самодеятельность», — решила я. Прислушиваясь к шагам в доме, я ожидала криков, стрельбы, грохота драки.

Его бледное лицо появилось в оконном проеме неожиданно. Сев на подоконник, Юл закрыл глаза, рука, сжимавшая пистолет, дрожала. Я осторожно взяла тяжелый металл и опустила предохранитель — ещё в бытность свою «ментом» Сережа научил меня «отключать пушку». Больше ничего я с ней делать не умела.

Юл спрыгнул в сад и направился к железной бочке. Черпая ладонями рыжую воду, он пил её, плескал в лицо, на голову, а я молча смотрела на его стиснутые зубы и понимала, что к горлу Юла подкатил комок тошноты.

Наконец он поборол её и сказал сквозь зубы:

— Уезжаем, быстро!

Я топталась в нерешительности. Стиснув мое запястье, Юл потащил меня к машине. Я не раздумывая завела мотор, и круто развернувшись, направилась по размытой дождями грунтовке в сторону шоссе. Всего пять-шесть километров акробатического петляния среди ям, заполненных водой, размолоченных тракторами глиняных борозд, и моя спина взмокла от напряжения. Юл молчал, откинувшись на подголовник и закрыв глаза. Выехав на асфальт, я облегченно вздохнула и притормозила у соснового леска.

— Спасибо. — Прошептал он и скрылся в придорожных кустах.

— Вывернуло, стало легче. — Сообщил Юл, вернувшись. — Коротко излагаю. В комнате полный переворот — похоже, дрались. Капли крови ведут к двери. Я ни к чему не прикасался. На дереве следов не осталось. Из ближайшего автомата вызовем милицию.

— Они забрали Юрку?

Юл отрицательно помотал головой и набрав полную грудь воздуха выпалил:

— Его убили, но до этого пытали. Жутко…

Мои ладони, лежащие на руле, вмиг покрылись липким потом, в висках зазвенело.