Розовая мечта

…Алла предупредила, что сеанс телефонной психотерапии длится в среднем 35 минут. За двенадцать часов своей первой смены я провела больше десяти разговоров, покинув пост вымотанной, но счастливой. Опыт телефонного общения пришел очень быстро — на третьем пациенте я просто «блистала», чувствуя себя Зигмундом Фрейдом и Аллой Демидовой в одном лице. Мы побеседовали с сорокапятилетней женщиной о жизни и расстались друзьями, на оптимистической шутливой ноте. А начала она с вопроса о количестве снотворного, необходимого для «вечного покоя». Разумеется, сюда звонят не за консультацией по способам самоубийства. Не всегда отдавая себе отчет, люди хотят, чтобы их отговорили и удержали. Это надо помнить, какую бы истерику ни закатывал пациент на том конце провода. И ни в коем случае не раздражаться, какими бы вздорными ни казались тебе поводы для подобной истерии. Меня порадовала собственная терпимость и сострадательность, а также легкость в «подыгрывании» собеседнику. С простоватыми пациентами я поддерживала свойский тон и «оттягивалась» на интеллигентных — здесь можно было блеснуть эрудицией, перевести беседу в лирически-философское русло. Меньше всего меня вдохновляли жалобы и сетования, скатывающиеся в политическое русло, типа «что с нами демократы сделали» и «сюда бы Сталина хоть на недельку — он бы порядок навел». Но я прятала поглубже личную предубежденность и видела в говорящем прежде всего человека — больного, голодного, жалкого, изнуренного схваткой за «светлое будущее», потерявшего здравые критерии и ориентиры. И пыталась дать лишь то, что могла — крупицу душевного покоя, уверенность в собственных силах.

— А доктор Баташова — молодец! Выступала не хуже народной артистки времен старого МХАТа, — похвасталась я после смены Алле. Она одобрительно потрепала меня по плечу.

— Ты всегда была заводная, Славка. Умела народ организовать. Это называется — сила убеждения. Помнишь, как в деканат вызвали из-за того, что ты организовала массовые обструкции собраниям и лекциям этого зануды… как его?

— Пачука. Да, мне нравилось быть заводилой…

— Но тут слишком не старайся — не Большой театр. Пороху на всех не хватит. Отработаешь за пару недель тактику и сумеешь держаться на «автопилоте», не слишком выкладываясь.

Алла оказалась права. Домой я теперь приходила не менее уставшая, чем Сергей, и на самоанализ у меня просто не хватало сил. Кроме того, я была довольна собой, думая о том, скольких людей сумела поддержать, а может, и спасти.

Разговор с женщиной, которую изнасиловали двое подвыпивших парней в Перовском парке, вначале испугал меня — порой мне казалось, что я смотрю в зеркало, так похожими были наши ощущения. Вопреки всем правилам, я сослалась на личный опыт и даже поделилась собственными переживаниями, которые теперь остались позади. Да, я освободилась от преследовавших меня образов. Они ещё маячили где-то на периферии сознания — смутные и поблекшие, как эпизоды забытого кинофильма.

В общем, я осталась в «Службе». И когда вышел на работу после двустороннего воспаления легких Герасим Петрович — тот самый Гера, которого я временно замещала, мне выделили собственное рабочее место.

Шел январь — мрачный, снежный, с чередой откуда-то вдруг прорвавшихся к нам, чрезвычайно вредных для здоровья магнитных бурь. Жалобы на депрессию и одиночество участились. А вот любовные истории, которые, как говорили коллеги, образуют некую весеннюю эпидемию, стали редкостью.

— Извините, вас как зовут, девушка? — Спросил меня мужской голос, сделав длинную паузу после того, как я представилась.

— Возможно, вы перепутали «телефон доверия» с «телефоном знакомств»?

— Не знаю. Я вам сейчас опишу ситуацию, а вы мне подскажете, куда звонить… Я лежу в ванне… Теплая вода покрывает мою грудь… Длинные светлые волосы прилипли к плечам, худым и бледным, как в анатомическом атласе.

— Молодой человек, я психотерапевт, с седыми висками. На мне серый свитер и очки в роговой оправе. Плюс пять — старческая дальнозоркость. Боюсь, вы спутали телефон. — Я нажала рычаг, но мой абонент оказался настойчивым.

— Вы жестоки, психотерапевт. И несмотря на седые виски — неопытны… Я звоню именно вам — мне нужны вы. Пожалуйста, дослушайте — уже недолго… Меня начинает знобить от того, что вода стынет и мне страшно. Бритва деда лежит рядом. Старая, с заржавелым тупым лезвием. Но ведь опасность заражения крови мне не грозит, и точить бритву вряд ли надо — у меня очень тонкая кожа и жилки на запястьях совсем близко. Я вижу, как они пульсируют…

«Наркотическое отравление с садо-мазохистскими симптомами», — решила я. Уж очень он смачно живописует картинку. Возможно, получает от самоистязания эротическое удовольствие.

— А как мне обращаться к вам? Ведь у вас пока ещё есть имя.

— Имя? — Ха-ха-ха… Скорее, собачья кличка. Юл. Меня зовут Юлом.

— Я бы не стала так называть собаку. Ведь это, наверно, сокращенное от Юлия?

— Верно. Отец был неравнодушен к Цезарю. Даже писал научный труд о его исторических заблуждениях… А как мне называть ангела в роговых очках моего последнего душеприказчика?