Розовая мечта

— Ой, Сережа, ну к чему это нам сейчас? Каждый уже повидал в своей жизни достаточно жути. Если я начну про больницу рассказывать или Толя про Афган… — Содрогнулась я от пробежавшей по спине дрожи.

— Я объясняю, как стал безбожником, — упрямо продолжил Сергей. Ни балагурить, ни благодушничать он почему-то сегодня не хотел. — Короче, Ублюдок попал под грузовик. И с развороченным брюхом был доставлен в Склиф. День лежит, два, неделю. Врачи удивляются — на редкость живучий паренек попался. Маманя его, работавшая в чистопрудной «стекляшке» уборщицей, явилась в наше чердачное логово и, заливаясь слезами, прямо посреди битого стекла на колени бухнулась. «Сходите, говорит, к сыну, ребята, Христом Богом молю. Он вас кличет». А тетка была никудышная — алкашка и скандалистка первая на весь переулок. С мужем, таким же подонком, чуть не каждый день дралась. Участковый мент к ним чаще деда родного заходил… Не знаю, что нас пробрало — пошли мы в больницу, с апельсинами и книжкой «Петровка 38». Все честь-честью. Вроде даже цветочки прихватили — смех! Дежурный врач нас подозрительно осмотрел и сказал: «Посещения строго запрещены». А потом уже вслед окликнул: «Эй, братва! Давайте живее, пока главный на операции».

И увидели мы его — трубочки, иголочки, бинты… Лицо крохотное, остроносое, как у белки, а в глазах — страх… Такого страха я ещё ни у кого не видел. Хочет что-то сказать, а губы синие-присиние, еле шевелятся. Я нагнулся к нему: «Не дрейфь, скоро будешь мячи гонять». Он посмотрел мне в глаза так, словно узнал разгадку всех загадок и стал самым взрослым и умным. Ему даже удалось оторвать голову от подушки, чтобы приблизить к моему уху пересохшие губы. — «Кошкам очень больно. Я знаю».

Дома я поведал матери о посещении Ублюдка.

— А здесь уже весь двор вздохнул с облегчением: наконец-то, говорят, этого мерзавца Бог покарал. — Сказала мать и почему-то заплакала. — Ведь он этих кошек от зависти мучил… Сам знаешь, какая у Лавкиных семья — что ни ночь — настоящая бойня. Леха старух ненавидел за то, что они кошек любили. По нему-то самому, убогому, пока под колеса не попал, никто слезиночки не обронил, никто добрым словом не пожаловал.

— Так почему же тогда его Бог покарал-то? Почему не тех, кто виноват? — Спрашиваю я маму.

— А нету, сынок виновных. Либо, наоборот, все мы кругом виноваты. Уж и не знаю. Видать, жизнь так придумана…

Сергей смял и отшвырнул сигаретный коробок. Интересно — пустой или едва початый — ведь он уже третий раз бросал и продержался почти год до этих самых швейцарских дней. И вдруг снова — «Мальборо»!

— Так вот. Умер Ублюдок. Но ещё недели две продержался — удаляли у него то почку, то ногу, в которой началась гангрена, — то ещё чего-то… Я тогда просто озверел — понял: нет такого ни у кого права, чтобы человека мучить. Особенно у того, что считается Отцом нашим, заступником, защитников, справедливым и мудрым. Зачем же ты, мудрейший и добрейший, человека зверем делаешь, а потом к нему счет предъявляешь? Это по-нашему называется подставить. И занимаются такими делами самые презренные и никудышные, — он достал новую пачку и с удовольствием закурил.

Все это мне очень не понравилось. Словно не отдыхаем, а прямо на передовой перед боем в окопе философствуем.

— Говорят, кого Господь полюбит, тому и посылает испытания. Как бы душу его тренирует, совершенствует… Мне один знакомый кандидат наук объяснил. — Солидно вставила Ирочка.

— А я думаю, моей мамке и так можно было путевку в рай выписывать женщина кроткая и сердобольная, мухи не обидела, сына-хулигана без мужа на ноги поднимала, интернатских голодных босяков своим харчем подкармливала… И за то ей — опухоль, внутренности пожирающая… Разве мало для каждого из нас просто смерти?!

— Это вот таким безбожникам, как ты, в бессмертие души не верующим, тело свое грешное, бренное в страхе оплакивать предназначается. А человек верующий идет навстречу концу светло и смиренно, чтобы очистившись от скверны, к вечной жизни возродиться. — Елейным голосом проворковал Толик, чтобы мы не заподозрили его в серьезном отношении к своим декларациям.

— Если кому-то вера облегчает существование в этом мире и уход приветствую и поддерживаю. Только это лекарство — не для меня, — не поддержал гаерского тона приятеля Сергей. — Еще тогда, после Лехиной смерти, я понял — нету Отца всевышнего — заступника и благодетеля. Миром правит Сатана… А потом, становясь более взрослым и требовательным, собрал огромное досье злодеяний, преступлений против всего сущего, объяснить которые не могу ничем. Только торжеством хаоса, чистого зла.

Сергей встал у балюстрады, и подняв лицо к гаснущему небу, на котором уже светлела россыпь бледных звезд, произнес:

— Если и присутствует в существовании рода человеческого некий высший замысел, сценарий, то сочинен он не доброй силой…

Глава 23