«Наверное, она очень любит этот свой немецкий, если так старательно его посещает», — подумал он почему-то с легкой обидой. А ощутив эту обиду, разозлился на самого себя — ну в самом деле, неужели он думал, что она теперь все время у него на столе сидеть будет? Чтобы ему не так скучно было? И собственно, чем плох немецкий? И что с того, что вчера он нарисовал ее портрет? Она ведь его об этом не просила, в конце концов.
«Слишком много вопросов». Вздохнув, он пододвинул газету и принялся настойчиво изучать объявления. Минут через десять, перевернув третью по счету страницу, он наконец понял, что предыдущая целиком и полностью была посвящена вакансиям официанток, барменш и крупье в казино. Захотелось позвонить Андрюхе, старому приятелю, который всегда готов был поддержать, когда речь шла о выпивке, да и вообще поддержать любое «мужское» начинание. Который так же, как и Алексей, бредил живописью и рисовал немного странные картины. Так сильно захотелось ему позвонить, но эта чертова работа требовала неотлучного торчания в вестибюле, а поскольку телефона там не имелось, оставалось ждать до конца смены. А до этого конца было еще черт знает сколько времени, потому что смена началась всего лишь час назад. Придется ждать до вечера… И тут он вспомнил, что вечером они с Людмилой идут в театр, и от этой мысли ему и вовсе захотелось прямо-таки раствориться в воздухе и исчезнуть из этого мира, в котором категорически нет никаких радостей.
После пятого урока он увидел ее снова — она прошла в толпе одноклассников, мелькнула ее белая грива. Они шли и громко смеялись, как и полагалось смеяться подросткам. Алексей проводил эту толпу взглядом, утешая себя мыслью о том, что до конца смены остается всего лишь два с небольшим часа. Потом будет театр с Людочкой, но об этом можно пока не думать, в конце концов, еще три часа тягомотины, три часа для него — это совсем не срок, он закаленный в борьбе со временем боец. А потом — два выходных, и ради этого, наверное, стоит жить. Стоит даже напиться, подумал он, вспомнив о том, что собирался после работы позвонить Андрею, и тут же подумал, затосковав, что напиться перед посещением театра было бы настоящим свинством и неуважением в искусству.
После работы он заехал в охранное агентство, получив причитающийся ему в этом месяце аванс, от чего настроение явно поднялось. Даже мысль о посещении театра стала казаться не настолько кошмарной — ну и что с того, что ему придется идти туда в малоприятной компании, по крайней мере насладится великолепной игрой актеров, отдохнет душой, забудет суетность окружающего мира, наполнится энергией…
На ужин были котлеты из щуки, которые в семье обожали все. Телефонный звонок, прозвучавший резко и требовательно, прервал семейную трапезу. Алексей ни минуты не сомневался в том, кто звонит.
— Людочка, — проговорила мама почти торжественно, протягивая ему телефонную трубку, — тебя, Алешка.
Алексей взял трубку. Она просто хотела уточнить насчет театра, не забыл ли он, во сколько начало спектакля, и не изменились ли его планы. Удовлетворенная его ответом, бросила на прощание торопливое «пока, я уже почти на выходе». Алексей солгал, что он тоже, и, положив трубку на стол, принялся спокойно поедать котлеты дальше.
— Не опоздаешь, Алеша?
— Не опоздаю, мама. Здесь же пешком двадцать минут идти.
— А вы во сколько договорились?
— В половине шестого.
— Так всего полчаса осталось.
— Мама, — взмолился Алексей, — с каких это пор духовная пища стала для тебя важнее пищи насущной? Я есть хочу, а она меня из-за стола гонит.
— Да кушай, кушай. — Анна Сергеевна даже как будто немного смутилась, заставив Алексея улыбнуться. — Кушай, только не опоздай в театр. Вообще-то нехорошо девушку заставлять ждать.
— Да ничего с ней не случится, там прекрасная погода. Воздухом подышит — цвет лица, говорят, от этого улучшается.
— Алексей! — выругалась мать.
— Все, все, — он запихал в рот остатки котлеты, — уже иду.
Быстро переодевшись в единственный, купленный еще до армии по случаю свадьбы лучшего друга костюм, который был тесноват в плечах, чмокнув на прощание мать, Алексей вышел из дому.
До начала оставался целый час — он мысленно возмутился, что мать его выгнала так рано, с тоской подумав о том, что теперь-то он наверняка не опоздает, даже если будет ползти как черепаха, останавливаясь возле каждого столба и читая абсолютно каждое наклеенное на этот столб объявление. Он совершенно искренне не понимал, почему Людмила так любит приходить в театр задолго до начала спектакля. Это был уже третий их совместный поход в театр, и каждый раз они встречались у входа за тридцать минут до начала, каждый раз долго бродили по фойе, останавливаясь возле каждого портрета, внимательно изучая уже знакомые лица, читая одни и те же надписи.