Розовое дерево

— Думаю, ты понимаешь меня. — Он снова взял ее руку, и на этот раз она не убрала ее. Он поднес ее руку к губам и нежно поцеловал. — Спасибо за то, что ты сделала этой ночью.

Миллисент судорожно перевела дыхание. Колени стали предательски слабыми и задрожали.

— Знаешь, — продолжал Джонатан, — я выполняю свое обещание. Я держусь от тебя подальше. Ты заметила?

— Да. — Она посмотрела в сторону.

— Но сегодня ночью я понял, что поступал глупо. Ты отвергла меня, и это задело мою гордость. Но я не хочу отказываться от тебя. Особенно когда я понял, что ты можешь так легко обходиться без меня. Что я для тебя значу меньше, чем общественное мнение.

Глаза Миллисент расширились от удивления.

— Нет, я этого не говорила!

— Надеюсь, что это так. Сегодня ночью я подумал… я почувствовал… мне показалось, что ты, может быть, испытываешь ко мне нечто большее. Я… — Он потряс головой и посмотрел куда-то в сторону. — … не припомню, чтобы когда-нибудь с таким трудом подбирал слова. Не уметь связать двух фраз — это никогда не было в числе моих недостатков. — Он перевел дух. — Миллисент, сегодня ночью между нами что-то происходило. Это не просто физическое влечение, хотя только Богу известно, что я чувствую к тебе. Но сегодня ночью мне было хорошо и спокойно с тобой; ты дала мне силы. Мне казалось, что мы стали ближе друг другу. Не помню, когда я испытывал такое с женщиной. Может быть, никогда. Мне не хотелось бы это терять. И я не потеряю это.

Сердце Милли билось где-то в горле.

— Не уверена, что я понимаю, о чем вы говорите.

— Я собираюсь быть более настойчивым. Вот что. Не хочу на этот раз отступаться так легко.

— Я что-то должна сказать?

— Думаю, ты уже сказала. Сказала, что эта ночь стала очень важной.

— Но я не помню, чтобы говорила что-то о вас и обо мне…

— При чем здесь слова? Я видел это в твоих глазах, когда ты смотрела на меня. Я чувствовал это в твоих руках, когда ты стирала кровь с моего липа. Я знал это, когда держал тебя в объятиях. Это было как обещание чего-то прекрасного в будущем, и я чуть было не испугался. И еще: остается то, чего мне хочется совершенно безумно: попробовать еще раз разрушить все препятствия, которыми ты себя окружила.

Миллисент не находила слов для ответа. Она с изумлением поняла, что не может разобраться в своих чувствах, не знает, что должна говорить. Она подумала о теплоте, которую ощутила в груди, когда проснулась, о легком, светлом чувстве, которое было подобно этому летнему дню. Ей стало больно при одной мысли, что это ощущение может исчезнуть.

— Может быть, — медленно произнесла она, — может быть, вам только кажется, что существуют такие препятствия.

Джонатан широко улыбнулся:

— Я принимаю это за согласие.

Миллисент улыбнулась ему в ответ. Она осознавала все безрассудство и даже глупость своего поведения, но внезапно испытала бесшабашную радость и возбуждение. Она не думала ни о каких последствиях. Она принципиально не будет думать о них.

— Тогда, возможно, я вас увижу на балу на следующей неделе.

— На балу?

— У Миллеров.

— Ах… Ах, да… — Каждое лето, обычно в июле, перед сбором урожая, проходили балы, но Миллисент не появлялась там уже несколько лет. — Я даже не думала об этом. Не знаю, пойду ли…

— Ну что ж; будьте готовы. И будьте готовы танцевать со мной!

— Хорошо.

Спустя некоторое время после этого Миллисент изумлялась своему быстрому согласию. Она уверяла себя, что она просто дурочка. Она убеждала себя, что не пойдет. Ее решение в день аукциона было единственно правильным. Будет очень глупо с ее стороны прийти на этот бал; а танцеваць там с Джонатаном Лоуренсом будет, наверняка, означать не что иное, как выставлять себя на всеобщее осмеяние. Но каждый раз, когда Милли задумывалась об этом, ее сердце замирало от ожидания чего-то необычайного. Она думала о бальном платье, о том, как выглядеть красивой, кружась в объятиях Джонатана, и ее желание пойти на бал было так сильно, что его можно было сравнить только с чувством сильного голода.

В воскресенье на обеде у тети Софи, когда зашел разговор о предстоящем бале, тетушка Ораделли, повернувшись к Миллисент, спросила:

— Думаю, в этом году ты снова не пойдешь?

Тон ее был недобряющим. Она считала, что долг Миллисент, как одной из невышедших замуж родственниц, сидеть у стены, рядом со старшими по возрасту женщинами и помогать присматривать за молодыми девицами на выданье. Милли как-то пару раз поддалась на увещевания тетушки, но потом чувствовала себя такой жалкой, что впредь зареклась ходить туда. Ей всегда очень нравилось танцевать, и поэтому было так ужасно сидеть в углу и наблюдать, как танцуют другие, когда ее собственные ноги непроизвольно отбивали такт, а сердце рвалось в круг танцующих.

— Нет, почему же? Думаю, пойду, — ответила Миллисент.

Тетушка Ораделли уставилась на нее. Она открыла рот, но не успела ничего произнести, потому что вмешалась тетя Софи:

— Как хорошо, дорогая! Возможно, ты захочешь присоединиться ко мне, Амелии и Чату?

— Спасибо, тетя Софи! С удовольствием, — поспешно ответила Миллисент, пока Ораделли не успела перебить ее.