Розовый бархат

Лера, Лерочка, Лерка, Лерусик, как только я не называла ее про себя. Я так и не могла согласиться с мыслью, что мне суждено быть влюбленной как за зеркалом, как из другого мира. Я могла любить, но не могла надеяться получить даже взгляда, шепота, ответной улыбки. Лера относилась ко мне как к своей младшей сестре, приглашала домой, обнимала, чмокала в щечку и все так же читала свои стихи, а потом она пропала. Ее не было в кружке уже вторую неделю, в контактах она не отвечала, телефон был заблокирован. И я решилась сама прийти к ней домой.

Вот ее дверь, невзрачная, как-то я раньше не обращала на это внимание. А вдруг она уехала и ничего не сказала? Дрожащим пальцем я надавила на кнопку звонка. Тишина, я еще раз надавила, снова тишина. Не зная, что делать, я постучалась, хотя зачем, ведь и так ясно, что никого нет. Забарабанила в дверь. Щелчок, дверная задвижка сработала, я замерла, рука повисла в воздухе. Дверь открыла Лера. Она выглядела ужасно, волосы взлохмаченные, под глазами синяки, покрасневший нос, как будто у нее сильный насморк. Казалось, она стала еще меньше, и от этого халат на ней просто болтался.

— Ты пришла? — только и прошептала она.

В ее комнате был полный бедлам. Вещи раскиданы, книги на полу, она к ним всегда так почтительно относилась, но теперь они валялись везде. Засохшие цветы, листки бумаги, кресло, плед, застоявшийся воздух и полумрак за шторами.

— Так… — только и смогла сказать я.

«Значит, хандра. Бывает. Надо лечить», — подумала я и пошла быстрым шагом на кухню. Уже через несколько минут я пришла в комнату с горячим пахучим чаем. Усадила Лерку в кресло, забрала у нее плед, так можно растаять под ним, и открыла пошире шторы и окно. Она завизжала, но ее возмущения на меня не подействовали. Через пять минут комната уже выглядела достаточно прилично. Вот цветы я уже не смогу спасти, но все же на всякий случай полила их. Лерка сидела в своем кресле и непонимающим взглядом следила за мной. Хотелось схватить ее, утащить в ванну, вымыть, выстирать, но я ограничилась только тем, что взяла расческу и начала осторожно распутывает ее волосы.

— Ты когда-нибудь любила? — спросила она меня.

— Да. И сейчас люблю.

— И как оно? — без эмоций спросила она.

— Честно? Тяжело и больно.

— Неужели, чтобы любить, надо страдать? — похоже, Лера говорила сама с собой.

— И в кого же ты влюбилась, глупенькая? — я не почувствовала никакого укола ревности. Наоборот, захотелось прижать ее и прошептать какую-нибудь чушь.

Она молчала, не хотела говорить, а я и не настаивала, просто расчесывала ее патлы. Ну как можно еще назвать волосы, которые, похоже, уже третий или пятый день не расчесывали, а волосы-то у нее длинные.

— Жень, — она обратилась в пустоту.

— Да.

— Поцелуй меня, просто поцелуй.

Я остановилась. Внутри все напряглось, пальцы, что держали расческу, мелко задрожали, я опустила руки. Внутри все взорвалось и образовался вакуум. Тишина, кромешная тишина, трудно представить, что мир может существовать без звуков. Но сейчас для меня наступило то самое время, когда я не слышала ничего, даже стука своего сердца.

Я стояла у нее за спиной, Лера сидела, поджав под себя коленки. Нелепый халат, похоже, он был вообще не ее, огромный и чуть свисал с плеч. Как я сразу на это не обратила внимания, но сейчас я заметила ее веснушчатые плечи. Она молчала и смотрела куда-то вперед, на пустую стену. Осторожно я дотронулась ее головы, просто так стоять не могла. Боялась это сделать, но, найдя в себе храбрости, я нагнулась и прикоснулась к щеке. Лера медленно повернула в мою сторону голову, но глаза продолжали смотреть на пустую стену. Ее по-детски надутые губки были мягкими, теплыми, нежными и сладкими. После прикосновения я почувствовала, как на моих висках напряглись венки, как кровь стала приливать к лицу, и я покраснела.

Она прикрыла глаза, ее губы потянулись в мою сторону, я нагнулась и чуть-чуть поцеловала, а потом еще и еще. Лера приподняла голову, а я все не могла успокоиться, все целовала и целовала. Мне показалось, что в этот момент я потеряла рассудок. Я просто не помню, как это произошло. Моя рука, что лежала у нее на шее, теперь была под ее халатом и гладила обнаженную грудь Леры. Я испугалась и отдернула руку. Резко выпрямилась. Мне стало стыдно.

— Извини, я не хотела, — и попятилась спиной к двери. — Извини.

Вышла в коридор и начала быстро надевать шлепанцы. За спиной раздался шелест халата Леры, и она бросилась за мной.

— Стой, стой! — закричала она. — Стой! — уже повторила у меня за спиной.

Я остановилась. Она обняла меня и прошептала:

— Не уходи, я люблю тебя, понимаешь, люблю, люблю.

Она стояла, прижавшись ко мне, и дышала мне в спину. То, что не могла сказать я, сказала она.

— Я тоже… — а что я могла сказать, ну вот что? Стало так больно и обидно за себя, но, набравшись смелости, сказала. — Я тоже тебя люблю.

Ее руки так сильно сдавили меня, что я даже екнула.

— Я знала, знала, — и Лера начала целовать мою спину.