Розовый Дождь

На балконе в западной части стены, там, где был вход, уже разместились певчие, в алтарную часть по переливающимся всеми цветами радуги ступеням поднялась жрица, облаченная в роскошные золотистые свободные одежды без рукавов, в золотой диадеме, со знаком солнца на толстой цепочке на груди.

Как только первые рассветные лучи пробились через витражные окна в алтаре, грянул восторженный хор. Милена, как это с ней всегда было на службе, почувствовала трепет во всем теле, отчетливо ощутила как какая-то добрая и могущественная сила, как луч света в темную комнату, проникла в её сердце и блаженное тепло распространялась оттуда по всем частям тела, озаряя все естество радостью и благоговением.

Лица поющих, прихожанок и самой жрицы, просто сияли, и Милене даже показалось, что все вокруг потонуло в потоке чистого, гораздо более тонкого, чем солнечный, света, проникающего сквозь пол, стены, сквозь плоть и кровь молящихся. В считанные мгновения она напрочь забыла о тревоживших её мыслях, совершенно потеряв счет времени. В самом деле, какое значение имеют все эти мелочи, если сам Создатель неба и земля, всякой твари под солнцем, всего сущего, спустился сюда, в этот храм, в храм её сердца, чтобы сказать ей пару теплых слов на гораздо более совершенном и прекрасном языке, чем язык слов или мыслей — языке любви и чистого бестелесного света!

Милена улыбнулась, благоговейно сложив «лодочкой» на груди тоненькие ручки и прошептала, точь-в-точь как та сестра на плакате: «Создатель, я люблю Тебя!»

Лишь только когда последние аккорды прекрасных мелодий окончательно стихли и послышался такой не вяжущийся со всем, что происходило дотоле, прозаический звук сдвигаемых стульев и нотных подставок, а потом и кашля, шушуканья и даже смешков певчих, она окончательно пришла в себя и опустилась на землю. Недоуменно оглядевшись, словно не понимая, как она здесь оказалась, Милена увидела спускающуюся с алтаря жрицу, и тут же все вспомнила. Но теперь игла страха и сомнений покинула её сердце. Ей показалось совершенной нелепицей, что она так долго могла сомневаться в очевидных вещах. Сообщество во всем повинуется воле Создателя, а сам Создатель обитает в Сообществе, как душа в теле, чему свидетельницей стала она сама на сегодняшней утренней службе.

Сердце юной феи наполнилось медовым ароматом блаженного покоя, и она, широко улыбнувшись, направилась к жрице за традиционным утренним благословением.

Глава 4 Ничего кроме…

1.

Празднование медианы — середины обучения в Школе фей — как всегда обещало стать событием. В самом деле, только в этот день, раз в пятнадцать лет, родители юных фей допускались на территорию Школы, а это, согласитесь, весьма неординарное явление!

Остались позади бессонные ночи подготовки к сессии, зубрежки конспектов, волнения перед кабинетом строгого экзаменатора и многое, многое другое, что испытывают, пожалуй, все школяры Целестии — будь то феи, люди или карлики. И, вот, наконец, после всех этих мучений, наступило долгожданное время свободы и подлинного торжества! После пятнадцати лет почти непрерывной учебы, с каникулами всего две недели в год и выходным днем раз в три недели, на плечи многострадальных школьниц свалилась совершенно необычная и непривычная для них свобода.

Сектор № 15 «Улья», в котором обитали «медианницы», выдержавшие прессинг многих сотен экзаменов и практикумов, десятков тысяч учебных часов, действительно напоминал настоящий пчелиный улей. Полуодетые девушки — хрупкие и тонкие, с ещё не оформившейся до конца угловатой фигурой, непропорционально длинными и тонкими ручками и ножками — летали туда-сюда. Одной срочно понадобилось зеркальце, чтобы подкрасить губы и она искала его повсюду, даже под кроватью, другой — во чтобы то ни стало — завить волосы, третьей — одолжить у подруги на вечер шикарное платьице с золотыми пуговицами. В общем, все были заняты по горло.

Только одна юная фея, с виду младше остальных, одиноко сидела на своей кровати и о чем-то думала, печально глядя на вышитый мамой розовый платочек. И ей явно было не до суеты окружавших её сестер.

О чем думала эта девушка, было неизвестно. Но судя по её грустным, наполненным слезами глазам, она явно прощалась с этим местом, в котором она провела казавшиеся ей бесконечными пятнадцать лет своей жизни, навсегда.

Да, за это время, когда она в пять лет (за два года до положенного Правилами срока) за свои исключительные способности была отдана в Школу, она успела привязаться к этому месту, которое стало для неё вторым домом.

Высокое, тридцатиэтажное здание желтого цвета с ромбовидными, как в улье (за что оно и получило свое название), окнами желтого цвета. Одинаковые комнатки, заполненные многоэтажными стандартными кроватями, застеленные стандартным розовым постельным бельем, с одной розовой тумбочкой на сестру, общей душевой и общей раздевалкой со стандартными шкафчиками для одежды. Никакой косметики, никаких украшений, никакой обновки. Только уставные «мышиные» туники, уставные туго заплетенные косички.