…Яркие разноцветные лучи полуденного солнца, причудливо преломлявшиеся через застекленные витражами стрельчатые окна, веселыми солнечными зайчиками играли на полированных мраморных ступенях Парадной Лестницы. По Лестнице гулял приятный летний ветерок, стражники были одеты в белоснежно-белые длиннополые туники с черным королевским орлом и солнечные лучи ярко играли на начищенных до зеркального блеска бляхах их ремней, шлемах и алебардах. Разноцветные гобелены, увешивавшие стены, колыхались от порывов ветра и от этого вытканные на них всадники, гончие, охотничьи соколы казались движущимися. В стенных нишах стояли свежие ароматные цветы.
– "Опять эти вонючие розы! Ненавижу их тошнотворный запах!" – мрачно подумал быстро поднимавшийся по лестнице рыжебородый мужчина, судорожно сжимая левой ладонью рукоять меча. Он смотрел себе под ноги, не отвечая на салюты стражи. Его мрачный и усталый вид резко контрастировал с праздничным убранством дворца, а падавшие с его запыленных сапог куски грязи отвратительно смотрелись на полированном мраморе ступеней. Его волосы были немыты, одет он был в простой пыльный плащ с капюшоном, кожаную куртку и штаны. Рыжебородый явно был здесь после бессонной ночи, проведенной в седле…
Наконец, Парадная Лестница с её полутысячей больших ступеней закончилась и рыжебородый достиг главного чертога Дворца – после небольшого коридора, также застеленного гобеленами и вазами с цветами, была большая округлая зала. В центре этой залы располагался абсолютно круглый стол с 50 креслами, абсолютно одинаковыми, сделанными из красного дерева с полированными ручками, с искусно вырезанным орлом, венчавшим спинку. В стенных нишах красовались рыцарские доспехи, висели ярко раскрашенные разноцветными гербами щиты и оружие, а значительную часть залы "населяли" чучела убитых чудовищ самых разнообразных видов и размеров, череду которых венчала туша огромного дракона с чешуйчатой броней цвета и оттенка чистого золота, отверстой пастью величиной с быка, усеянной тремя рядами зубов, и длинными рогами на голове.
У туши дракона стоял высокий человек с длинными черными волосами, впрочем, испещренными проседями, в длинном пурпурном плаще до пят, голову человека венчала алмазная диадема.
– Я рад, что ты так быстро внял моей смиренной просьбе, сын мой… – немного дрожащим и дряблым, но все ещё красивым и властным голосом сказал, не оборачиваясь Король. – Сожалею, что тебе пришлось провести всю ночь в седле…
Рыжебородый уже подскочил к отцу и, припав на одно колено, как предписывает рыцарский этикет, поцеловал перстень с огромным кроваво-красным рубином на правой руке Короля.
– Это мне ничего не стоило, отец… Но я удивлен, почему ты не воспользовался более современными средствами связи?
Король хмыкнул, не сводя глаз с морды дракона, в глазные отверстия которой были вставлены огромные изумруды, ярко блестевшие при ярком свете утреннего солнца, которые через широкие окна заливали все пространство Залы. Он гладил золотой панцирь чешуи дракона слегка дрожащей рукой и о чем-то думал.
– Мое дело слишком важно, чтобы доверить его визаторам… – наконец, ответил Король. – Встань, сын мой!
Рыжебородый Риккаред встал на ноги, но даже стоя не смел поднять голову, изучая грязные носки своих сапог.
– На тебя и твоего брата поступило много жалоб… – Риккаред побледнел, подобрался, напрягся. – Особенно прискорбно, что жалуются ваши жены, которых вы совсем забросили… И ещё более прискорбно, что жена Роланда, которая раньше души не чаяла в своем муже, теперь стала жаловаться… Ты, с недавнего времени, стал оказывать на него дурное влияние… Он больше проводит время в Кронбурге, у тебя, чем со мной… И меня это не может не беспокоить, сын…
– Не дело жен выносить сор из избы и доносить на мужей! – круглые щеки Риккареда стали пунцовыми.
– Они не доносили, сын… Я читал их мысли! – Король медленно повернулся и ярко-красный камень на его диадеме вспыхнул, как глаз хищного зверя.
Лицо Короля – длинный овал, без бороды, кое-где испещренное глубокими морщинами – сохранило следы прежнего величия. Массивный мужественный подбородок, орлиный с горбинкой нос, черные глаза, смотрящие властно и твердо, сжатые плотно губы – даже сейчас, на склоне лет, это лицо подавляло чужую волю. Риккаред отшатнулся и спрятал глаза.