— Зеленые облака! Зеленые облака! Смотри, вот жирафа с радужным хвостом!
Со звоном разбилась какая-то посудина. И все трое помчались наверх. Стучали. Никто не отвечал."Открыли дверь и застыли на пороге.
Опрокинутые бутылки, растоптанный винегрет. На полу валялись распутные фигуры с голыми животами. Шпоре вспомнила оперу "Тангейзер" и констатировала:
— Гора Венус…
Навстречу комиссии ползла девчонка, волосы торчат во все стороны, одежда сорвана, и кричала:
— Розовый слон! Розовый слон во, всей комнате!
— Проверка квартиры! Все остаются на месте! — скомандовал Липлант.
Бертул первым нарушил приказ, подошел к комиссии и приветливо протянул руку:
— Добрый вечер, будьте гостями…
Тут пахло очень аморальной жизнью, и Липлант не желал обмениваться рукопожатием:
— Гражданин Сунеп, почему эта девушка раздета?
Теперь стало ясно всем и даже Байбе, что она ошиблась и вместо розового слона вошел милиционер. Что делают за границей, если на конференцию наркоманов нагрянет полиция? Удирают.
Байба поднялась, схватила рубашки и, пошатываясь, пошла за декорации, где Броня искал жирафу. Занавески теперь оказались очень кстати: Липлант не заметил, что оба Биннии вышли, как пришли, — через окно.
Шпоре увидела Азанду в красивых шортах, сидящую в коляске прижавшись к Нарбуту. Главное гнездо разврата — это коляска, решила Шпоре. Возбужденно сверля блестящими глазами этих уличенных в разврате, она воскликнула:
— Матуле! Азанда Матуле в аморальном виде сидит рядом… с мужчиной!
— Ну, ты попала в точку: да, сижу! — Азанда еще не понимала серьезности положения, только чувствовала, что в черных шортах и в котелке она хорошо выглядит.
Нарбут сообразил, что необходимо произвести маневр отступления, и воспользовался своими познаниями по части местонахождения выключателя.
— Итак, гражданин Сунеп… — повторил Липлант.
В это время погас свет.
— Гражданин Сунеп, включите свет!
— Пропал выключатель! Кто взял выключатель, товарищи, кто взял выключатель? — спрашивал Сунеп.
Забренчал школьный звонок, и в ночных сумерках началось переселение народов. Наконец Мараускис зажег спичку — и Бертул нашел свой выключатель. С колеса пряхи полился желтоватый свет. Свернутые клубком матрасы прикрыты одеялами, чурбаки из-под экспонатов разбросаны, как на дровяном складе, где подгулявшие пильщики побросали и пустые бутылки. Декоративные занавески были сорваны, и взору открылось распахнутое окно: в нем торчали два конца прислоненной с улицы лестницы.
— Они вылезли в окно! — в один голос крикнула комиссия.
— Разве тут кто-нибудь был? — дивился Бертул.
— Вы что тут делаете? — Теперь все заметили Кипена, рубашка которого была такой же белой, как и его загипсованная нога. На Кипена нельзя было кричать, потому что он — гордость Бирзгале.
— Я… искал резервные части для мотоцикла, — ответил Кипен, держа костыли под мышкой.
В глазах Шпоре мотогонки были хулиганством низшей степени.
— В вашем больничном листе, должно быть, записан "домашний режим"?
— Так точно…
— Значит, нарушение режима. Пьянка. Я поинтере-суюсь на месте вашей работы, подлежит ли оплате такой бюллетень.
— Если у меня не будет денег, я не смогу участвовать в соревнованиях, — ответил угрозой Кипен.
Мужчинам такая мера наказания показалась слишком суровой. Мараускис почесал лысеющую макушку.
— Мне кажется, что он шел… в поликлинику… подправить гипс и по дороге зашел передохнуть.
— Только и всего! — И Кипен исчез на лестнице.
Оказалось, что еще один наркоман, погрузившись в транс, не смог убежать.
— Женская нога! — воскликнул Липлант, заметив черную голяшку Ванды. — Вылезайте!
Нога и не шелохнулась. Пришлось толкать коляску, она заехала в салат, и теперь можно было подойти к жертве разгула, которая лежала, выкинув руки вперед. Шпоре стала прощупывать пульс:
— Живая!
Ванда приоткрыла глаза, увидела яркую эмблему на фуражке Липланта и испугалась:
— В окно… я не лазила, потому что мы… на пятом этаже.
— Бессвязная речь. Средняя степень опьянения: Вставайте и пойдемте с нами в штаб для выяснения личности! — обратился Липлант, он надеялся от Ванды узнать подробности попойки.
Ванда подошла к окну и увидела, что находится всего лишь на втором этаже:
— Зачем же вы обманывали! Я давно была бы дома.
Все покинули помещение по официальной лестнице. На свежем воздухе Ванда пришла в себя:
— Я пошла домой.
Вместе с Вандой исчез бы единственный свидетель обвинения. Шпоре взяла ее под руку:
— Нет, сначала зайдемте к нам! Прошу вас.
— Не трогай! Орать буду! — закричала Ванда.
Комиссия струхнула. Силой нельзя было вести, потому что, в конце концов, — до чего ж несовершенен закон — за то, что пьяная девица спит в чужой квартире под рессорной коляской, с голыми ляжками, а рядом с ней не обнаружен мужчина, нельзя применять к ней даже административные санкции.
…— Юридически я чист, — сказал Бертул, пробудившись в понедельник и как следует умывшись.