Розовый слон (сборник)

— Эта бумага ко мне не относится. — Броня закурил и повернулся спиной к комиссии.

— Мы все не раз слышали, как от вашего дома раздается рев! Такой рев, будто… из ангинной глотки, — взволнованно сказал Кергалвис.

— Так говорить могут только невежды. Это Сачмо. Негритянский певец Луи Армстронг, — ответил Броня. — Или принесите мне шницель, или уходите!

— Я повторяю: на вас жалуются! — Липлант помахал бумагой.

— Ваша жалоба относится к неизвестному лицу, а не ко мне. Этот писака даже не знает моего имени.

Комиссия окружила Липланта с бумагой. Действительно: ни имени, ни фамилии, ни даже хотя бы неправильного отчества не было, только: "молодой человек с бородкой и девушка с веснушками, которые проживают в доме Амалии Свике".

— Гражданин, как вас звать?

— Так же, как моего отца. А отца так же, как деда, и меня, следовательно, так же, как моего деда.

— Отвечайте пристойно! Ваши документы!

— Я презираю документы!

Кергалвис любил активное действие:

— В таком случае заберем вас вместе с постелью в участок для выяснения личности. Там посмотрим!

Броня повернул голову. Кергалвис наклонил слегка кучерявую темноволосую голову и застыл в позе борца. Теперь он походил на виденного в газетах профессионального тяжеловеса. За такого нельзя было ручаться.

— Если нам так нужны документы, вон на подоконнике.

Липлант взял паспорта в синих обложках и прочел:

— Бронислав Камцерниек, родился в 1955-м. Байба Свика, родилась в 1955-м. Прописаны в Риге.

— Совершеннолетние, вот не сказала бы, непохожи на совершеннолетних, — в первый раз приоткрыла карминно-красные губы Шпоре.

— А вы вообще похожи на лягушку в этих зеленых штанах, — буркнула Байба.

— Где работаете?

— В тресте отдыха.

— Учитесь?

— Фу-ты ну-ты, слепые, что ли, — мы хиппи! — зафыркала Байба. — А что вы смыслите в этом деле?

— О боже, что бы с нами стало, кабы развелось подобных кикимор побольше… — вздохнула Шпоре.

В Броне проснулся теоретик.

— Точно, наших мало. Если бы каждый был таким, как мы, то нас никто бы и не заметил. Это уже была бы не жизнь. Тогда нас вроде бы и не было.

— Какое развели тут свинство… До чего же низко могут опуститься молодые люди, — вздохнула Шпоре. — В прачечной они ни разу не были.

— Хотя я и лежу на полу, на вас я смотрю свысока, — ответил Бронислав Камцерниек, с улыбкой превосходства глядя в потолок.

Комиссия с минуту подавленно молчала, лишь Бертул про себя улыбался. Наглость пополам с остроумием не так-то часто встречаются.

— Постричь, что ли, волосы у них! — подал голос Кергалвис.

— Не стоят, натура от этого не меняется. Уж если бы такое помогло, то можно было бы сократить милицию и открыть детские сады. Видите, кое-что они уже постригли, но характер не изменился. — Врач Симсоне указала на пол возле постели. Там было что-то рассыпано, вроде серой стружки или рыбьей чешуи. — Когти и мозоли, — пояснила врач.

Бертул опять разглядел ироническую усмешку в улыбке врача. Опасная личность.

Байба от злости лязгнула зубами. Липлант спохва-тился, что все еще держит в руке бумагу, ради которой все сюда явились.

У него была привычка смотреть пристально и долго в глаза хулиганам и мелким ворам. Было несколько случаев, когда мелкие прохвосты через полчаса, устав стоять под этим тяжким взором, признавались даже в таких поступках, о которых Липлант и не слыхивал, и даже каялись. Стоя у торца тахты, он оцепенел, и взгляд его светлых глаз, как стрела, был нацелен на то место, где начинался длинный Бронин нос. С минуту молчал и не моргал глазами. Окружающим казалось, что от сосредоточенного взора башка хиппи вот-вот расколется и оттуда посыплются опилки, что же еще могло быть там внутри.

— Почему вы шумите и нарушаете общественный порядок?

Последствия строгости Липланта были таковы: Броня натянул простыню на голову:

— Я не шумлю, а слушаю международную музыку.

— Музыку? Одни электрические ударные инструменты и ни одного живого звука, — усмехнулась Шпоре.

— Эта механическая музыка соответствует технической революции. Это чистая музыка. Играйте сами на своих скрипках… Струны скрипки изготовляют из овечьих кишок. Лошадиным хвостом пилить по овечьей кишке — это скрипка, это ваша музыка! Фу…

Музыка не была сферой деятельности Липланта.

— Мы составим акт, и вас накажет административная комиссия: или вынесет вам предупреждение, или денежный штраф до десяти рублей, — объявил Липлант. — Вас просили, вам приносили даже молоко. Труженики мучаются без сна…

— Я же нигде не работаю — что же вы взыщете? Так что стоит ли определять сумму?

Липлант задумался на минуту, как взыскать деньги с такого остолопа, который нигде не работает, но является совершеннолетним.

— Так издеваться над обществом! Люди работают, а эти от лени пухнут… Неужто у вас нет ни капли стыда! — вмешалась Шпоре с извечным вопросом, на который обычно ничего толком не отвечают. На сей раз было иначе.

— Нет! — в один голос отозвались Биннии. — Ваши слова как молоко из-под автоматической коровы.

Комиссия умолкла, потому что против тех, у которых нет стыда, а также нет и денег, законы об охране порядка были бессильны.