Амортизирующие стойки, похоже, выдержали. Гравитация у Фобоса настолько мала, что дожидаться, когда осядет пылевой занавес, нет смысла — у нас просто не хватит ни терпения, ни воздуха. Но перевести дух надо. Три-пять минут на то, чтобы собраться, оценить обстановку…
— Это ж сколько лет сюда никто не заглядывал?! — окликнул я Сашку.
Он осторожно ступал по устланному пылью чердаку, стараясь ни к чему не прикасаться. Спрессованная пыль накрыла мышиной шубой все. Нет такого уголка, куда бы не забрался порошок забвения.
— Лет шесть. Как отец покалечился, так и дорогу сюда забыли.
— А что мы ищем? — спросил я, стараясь идти по балке, как по спортивному бревну.
— В дедовском сундуке должна быть книга — старая книга. Я помню, она в кожаном переплете, с медными застежками.
— А что в ней?
— Не знаю, но хочу узнать. Вот и сундук, — он кивнул на здоровенный ящик, цвет которого невозможно было разобрать.
Сашка приподнял тяжелую крышку — пыль ручейками потекла по резным цветочкам и лепесткам, а добежав до края, посыпалась на пол, поднимая клубящуюся тучку. Он достал коричневого цвета фолиант, вдохнул пропитанный нафталином воздух и вдруг замер, приоткрыл рот, в глазах заискрилась влага, сделал несколько коротких вдохов, запрокидывая голову…
Пыль, поднятая упавшей крышкой и выстрелом Сашкиного чоха, окутала нас непроницаемым облаком. Мы бежали со всех ног, стараясь не дышать, но дышали — чихали на бегу, поднимая миллиарды новых невесомых частиц.
— Ну же, открывай! — торопил я, отряхиваясь.
— «Обряд погребения следует проводить…» — начал он, открыв книгу ближе к середине. — Тьфу ты, зря пачкались. Тут одни церковные обряды.
Аккуратно подбираю стойки, опускаю аппарат на колеса. Медленно, словно сонная черепаха, мы продвигаемся по направлению к Стинки. Постепенно пыли становится меньше.
— Пора, commander.
Купер протягивает мне российский флажок, сам держит американский и китайский.
Три стяга, установленные на платформе передатчика, еще прячутся за клубами приподнятой колесами пыли, когда модуль подкатывается к серой пасти Стинки. Сканирую кратер, определяю место возможной посадки на дне, включаю тяговый двигатель и вручную, плавно вывожу аппарат к намеченной цели.
На дне пыли оказывается еще больше. Двухметровые опоры погружаются в серо-голубую, местами бурую массу на три четверти. Но поднятые частицы оседают неожиданно быстро, они крупнее красной поверхностной пыли — больше похожи на мелкий шлак.
Есть ощущение пребывания внутри давно затухшей печи или в реактивном сопле. Чен, пожалуй, прав — ударная гипотеза наименее вероятна. Куп тоже предполагает термическое происхождение голубоватого порошка, но, как истинный ученый, предпочитает убедиться, проведя анализ на борту.
Big-ящик здорово тряхануло при жесткой посадке — крепеж заклинило. Ничего не остается, как отвинтить такелаж от корпуса целиком.
Скручивать приходится долго — скафандр быстро наполняется потом, в глазах плывут розоватые круги.
— Лешка, я знаю, ты не поверишь, но я видел… нечто… оно похоже на мираж… оно… отец тоже видел… Он знал, рассказывал, а я не верил… никто не верил.
— Сашка, тебе надо отдохнуть.
— Леша… ты должен знать… оно…
Он сделал попытку приподнять голову, но сил уже не хватило — белоснежная наволочка вновь приняла болезную ношу.
— Оно… огромная скала… она упала в океан… я видел, как астероид образовал Марианскую впадину… я не сошел с ума… я видел… розовый газ… везде…
— Это было слишком давно, возможно, миллиарды лет назад.
— Я видел. Не знаю, как это произошло, но это было реально, понимаешь, реально!
Сашкина машина рухнула в воду в двух морских милях от плавучей базы, система катапультирования сработала, но вращение…
Я надеялся, что он выкарабкается, выживет, но уже тогда, в госпитальной палате, чувство потери начало грызть душу.
Спустя сутки Саня умер.
Откручиваю последний болт, толкаю груз, сдвигая направляющие полозья, высвобождаю раскрученный такелаж. Ящик накреняется, узкая его сторона — ближняя ко мне — срывается. Похоже, запорный механизм крышки испортился, и она приоткрывается на долю секунды. Что-то розовое тучкой поднимается от титанового корпуса. Вокруг серо-голубая масса, и вдруг красноватый оттенок.
— Зачерпнули наверху. Там везде красная пыль, — говорю Купу, но острое чувство любопытства уже доедает во мне последний кусок дисциплины.
Куп толкает ящик со своей стороны, и тот снова хлопает крышкой. Зависает и покачивается перед нами на лебедочных тросах. Купер смотрит на меня, на ящик и после недолгой паузы делает то, что мне запретила недоеденная дисциплина, — он открывает ящик.
— Сегодня мы прощаемся с коллегой, товарищем, другом. Трагическая случайность вырвала из наших рядов…
Я не слушал траурную речь — тупо смотрел на Сашкин лакированный гроб; в темную зловещую яму; на черный платок тети Люды; на мраморное лицо Юрия Сергеевича, на его новую коляску. Никаких мыслей — туман в голове, руки и ноги налились свинцом.