Каждое утро повторялось одно и то же. Волны тошноты подступали, пока она не чувствовала, что ее скрутило в тугой мучительный узел. Отэм лежала в кровати и часто сглатывала, пытаясь впихнуть назад кислый комок, поднимавшийся в горле. Сдерживая стон, она тихонько, чтобы не разбудить спящего Лонни, выползала из-под одеяла и бегом мчалась в ванную. Потверже расставив ноги, склонялась над унитазом, в животе начинались частые спазмы, и она давилась сухой рвотой.
Отэм не рассказывала ничего Лонни, потому что не знала, как это лучше сделать. Может быть: «Лонни, ты помнишь первый раз, у реки?… В общем, у меня будет ребенок…» Нет, это не то, что она хотела сказать. «Лонни, что ты думаешь насчет сына или дочки?…», «Лонни, я люблю тебя – у меня будет ребенок…», «Лонни, где мы возьмем денег на ребенка?…»
Вскоре после переезда в Эдисонвилл она сходила к врачу. Когда тот определил, что, возможно, она беременна, то поставил ей спираль, вместо того чтобы выписать таблетки, – запер конюшню, когда лошадей уже украли, как выразилась бы тетя Молли. После первого раза Лонни принимал меры предосторожности, поэтому Отэм знала, что ребенок был зачат в тот раз, когда они впервые занимались любовью.
Отэм вспомнила ту ночь у реки и улыбнулась. Лонни вошел в нее уверенно, не ожидая встретить девственницу даже в Тэтл-Ридже. Потом у него был такой виноватый вид, словно он только что ограбил местное отделение Национального банка.
– Ты вела себя не как девственница, – сказал он.
– А как должна вести себя девственница?
– Нервно, застенчиво, стеснительно.
– Сколько у тебя было девственниц?
– Ни одной, до сегодняшней ночи.
– Тогда откуда ты знаешь?
Их глаза встретились, и они рассмеялись.
– Не волнуйся, – успокоил Лонни, – женщины редко беременеют с первого раза.
Это случилось в конце августа. Сейчас шел октябрь, так что Отэм знала, что она беременна примерно шесть недель. Она выпрямилась, посмотрела в зеркало и заморгала, увидев свое отражение, свое бледное, беременное отражение, и спросила: «Лонни, ты меня еще будешь любить, когда я стану жирной и опухшей?»
Она вернулась в спальню, натянула халат и, наклонившись над Лонни, увидела, что он не спит и смотрит в потолок.
– Доброе утро, – сказала она.
– Доброе утро. Ты сегодня рано.
– Рано проснулась.
– Почему? Будильник еще не звонил.
– Просто проснулась.
Отэм поспешно вышла из комнаты, отправилась на кухню и приготовила кофе. Пока варился кофе, она поджарила яичницу с беконом для Лонни. Когда он вошел, девушка сидела за столом и, отщипывая кусочки тоста, запивала их кофе.
Он сел напротив и показал на еду:
– Ты не ешь?
– Я не голодна.
– Ты не голодна уже неделю или около того. Обычно ты по утрам очень прожорлива. – Лонни отхлебнул кофе, и его глаза над краем чашки поймали ее взгляд. – Спираль оказалась только тратой времени, так?
Она моргнула от удивления:
– Откуда ты знаешь?
– Тут и знать нечего, если женщина каждое утро бегает в туалет. Я все ждал, когда ты мне скажешь… Что ты собиралась делать – подождать, пока он родится, и надеяться, что я не замечу, как ты потолстела?
– Ты понял, – сказала она с обидой, – и ничего не говорил мне. Это гнусно, Лонни, по-настоящему гнусно.
Он усмехнулся:
– А что, ты думала, я сделаю? Отошлю тебя обратно к Молли? Ни за что! Мне нравится, как ты готовишь.
Она смотрела, как проворно он расправляется со своим завтраком. Если его и волновала ее беременность, то он не позволял ей портить себе аппетит. Время от времени Лонни переставал жевать, чтобы улыбнуться, но вообще-то ел так, как будто это было самое заурядное утро.
Отэм дождалась, когда он отложил в сторону вилку и начал пить кофе, и спросила:
– Что ты думаешь насчет ребенка?
– Да что ж делать, раз так получилось. Хотел вот завести хорошего охотничьего пса, а теперь, видно, придется возиться с сопливым малышом.
– Спасибо! Огромное спасибо! Меня рвет, а ты шуточки отпускаешь. Лонни Нортон… Я тебя люблю. Но сейчас… Я тебя ненавижу!
Она вскочила со стула и запустила в него своим тостом. Лонни рассмеялся, обнял ее за талию и усадил к себе на колени.
– Я считаю, что это великолепно, родная моя.
Отэм отстранилась от него и озабоченно проговорила:
– Это звучит великолепно, а ты подумал о том, что это значит?
– Да. Колледж может годик подождать.
– Нет, не может. Я вот думала…
– Помоги нам, Господи! Когда ты начинаешь думать, это обычно кончается бедой.
– Нет. Сиди тихо и слушай. Мы справимся, если я пойду работать. Я здорова, меня тошнит только по утрам и недолго. Я могу работать, пока не родится ребенок. А потом я смогу сидеть с детьми. Самое главное – это твой диплом.
– Эй, – сказал он и озабоченно нахмурился. – Я женился на тебе не для того, чтобы ты содержала меня, пока я учусь в колледже.
– Знаю, что не для того. Я это делаю для нас обоих. Я желаю нашим детям добра не меньше, чем ты. Я не хочу, чтобы они когда-нибудь пришли в школу в рваных ботинках. Я не хочу, чтобы они каждый вечер ели обрезки с фасолью, потому что мы больше ничего не можем себе позволить. А кроме того, – она усмехнулась, – я не хочу мужа – чумазого шахтера. Я хочу франта-инженера.