Розы для киллера

Телохранителей задержали при входе, босс повернулся к ним и приказал не вступать в пререкания. Вслед за хозяином он прошел через холл, увешанный китайскими свитками с рисунками тушью и цепочками иероглифов, затем через большой спортивный зал, где около тридцати молодых людей в такт восточной мелодии красиво, как балетные танцовщики, наносили друг другу удары ногами. Пройдя через зал, они оказались в небольшой полутемной комнате, обставленной низкой деревянной лакированной мебелью.

Хозяин усадил гостя в низкое кресло, подал ему белую фарфоровую чашечку и налил из чайника подогретую рисовую водку. Гость поморщился:

— Слава, ты же знаешь, что я не пью эту дрянь.

— Дорогой господин Фан, — церемонно, но с ноткой издевки в голосе сказал Ли Куй, — нельзя так отрываться от своих корней. Мы с вами китайцы, и мы должны чтить традиции своей великой родины. В конце концов, я не требую, чтобы вы безукоризненно говорили на пекинском диалекте и умели писать три тысячи основных иероглифов, но выпить со мной чашечку рисовой водки вполне в ваших силах.

— Ладно, ладно, — Ли Фан поднес к губам чашку, — в конце концов, мы оба родились в России и чувствуем себя скорее русскими, чем китайцами…

— Вы — может быть, — неожиданно агрессивно ответил Ли Куй, — но я — нет. Итак, скажите мне, господин Фан, чем я обязан вашему посещению после нашей прошлой, не слишком теплой встречи?

— Слава, я понимаю, что ты сейчас попляшешь на моих костях. Я к этому готов. Согласись, что тогда ты наехал на меня без всяких к этому оснований, ведь из того, что я китаец, как и ты, вовсе не следует, что я должен ложиться под твою крышу. У меня охрана хорошая, ты в этом сам убедился.

— Ах, господин Фан, как я жалею, что вы не хотите усвоить утонченные манеры нашей великой родины! Что за выражения — «наехал», «крыша»! Раз вы сегодня ко мне пришли по своей воле, следовательно, вы признали мою правоту!

— Слава, я согласен идти под твою крышу.

— Какие радостные слова! Что же вас заставило прийти к такому мудрому решению?

— Какая-то сволочь убила мою жену.

— О, какое горе, господин Фан! — Ли Куй изобразил на лице горестное изумление, хотя информацию эту получил чуть позже самого Фана.

— Прекрати клоунаду! Мне больно, как еще никогда не было. Я с трудом терплю эту боль. Она… она оказалась… Но я простил бы ей все, лишь бы она была жива. Я ее любил… — Рыдания заглушили последние слова Ли Фана, он закрыл лицо руками, плечи его мелко затряслись.

Ли Куй сидел напротив него с каменным лицом, ничем не выдавая своих эмоций.

Внезапно Фан убрал ладони и поднял лицо к своему собеседнику. На лице его не осталось и следа минутной слабости, оно выражало только гнев и решимость.

— Ты знаешь, что я от твоих людей отбился и снова отобьюсь, но я иду под твою крышу добровольно. Плата за это — убийца моей жены. Ты должен найти его и наказать. В милиции считают, что ее убила женщина, жена того жеребца… Они нашли там ее перчатку со следами пороха. Но я не верю в убийство из ревности, слишком все было бы просто. Сердце подсказывает мне, что здесь что-то совсем другое. Узнай правду, найди виновного и накажи — и я добровольно перейду под твое покровительство.

Глаза Ли Куя радостно загорелись.

— Я рад, господин Фан, что вы наконец стали думать и чувствовать как настоящий китаец. Месть праведна, месть священна. Я помогу вам отомстить, но вы помните, что месть — это блюдо, которое подают хорошо остывшим.

— Я готов ждать, сколько нужно, — кивнул Ли Фан.

Ли Куй поднял с пола бамбуковую трость и ударил в небольшой медный гонг. В комнату вбежал подросток в китайской одежде. Он остановился посередине, поклонился и сказал:

— Слушаю, Учитель.

— Позови Юй Сяна, Бо Джина и Сюй Дэ. — Подросток тут же исчез.

Ли Фан покачал головой и сказал вполголоса:

— Ну и цирк ты здесь устроил. Тебе самому-то не смешно?

Ли Куй помрачнел:

— Господин Фан, если вам не важны и не интересны традиции нашей великой родины, то очень многим людям они помогают жить, уважая себя, и придают силы для борьбы с врагами. Если бы не ритуал, который мы строго и неукоснительно соблюдаем, мы не были бы так сильны и не привлекали бы к себе сердца столь многих.

— Ну хорошо, сам ты китаец, но ведь у тебя больше половины людей — не китайцы.

Когда Великая Монгольская армия двигалась по просторам Азии, она, как снежный ком, собирала вокруг себя сотни народов, и эти народы роднились с монголами и забывали свое прошлое. Китайцы — это тоже множество народов. Так и в моей семье собрались многие народы — киргизы, и казахи, и калмыки. Есть среди нас и русские, но все чувствуют любовь к великой китайской культуре, и для всех открываются врата Шаолиня…

В этот момент двери комнаты распахнулись и на пороге появились трое молодых людей в шелковых широких штанах, куртках и деревянных сандалиях. Все трое церемонно поклонились, и старший сказал за всех:

— Мы ждем приказаний, Учитель!