Розы и хризантемы

— Да уж, действительно… Прекрасная логика.

Мой день рождения. Я потихонечку-потихонечку открываю глаза. Хорошо — день рождения, каникулы, солнце за окошком! На стуле рядом с моим топчаном — длинная коробка. А на ней шелковый кружевной воротничок. Красивый. Подарки!

— Это мне?

— Наверно, не знаю, — говорит папа хитрым голосом.

Я откладываю воротничок на подушку и открываю коробку. Заводной крокодил! Передвигает по очереди своими железными лапами — правой, левой, правой, левой, — ползет, совсем как живой, лязгает зубами и вертит из стороны в сторону зеленым хвостом. Замечательный крокодил! Я ползу с ним рядом и смотрю, как у него в брюхе раскручивается пружина.

— Ключик не потеряй, — предупреждает мама. — И одевайся, пожалуйста, не сиди в одной рубахе!

Приходит тетя Лера и дарит мне книгу.

— Лесков? — удивляется мама. — Да что вы, Лера Сергеевна, дорогая! Это же ей совершенно не по возрасту! Что она может в нем понять?

— Лескова можно понять в любом возрасте, — не соглашается Лера Сергеевна.

— По-моему, вы ошибаетесь, — вздыхает мама. — Подумайте, неужели ваша Инна станет читать Лескова?

— Моя Инночка, может, и не станет, а ваша Светлана станет.

— Ах, бросьте! Он вообще весьма непростой писатель. Я сама, честно признаться, так и не осилила. И стиль довольно тяжелый, и полно всякой религиозной дребедени.

— Ты, Нинусенька, несколько неудачный пример любителя классической литературы. Насколько мне известно, последний раз ты раскрывала книгу в седьмом классе гимназии, — замечает папа.

— Да, разумеется. Очень смешно!

— Не захочет, не надо, — говорит тетя Лера. — Не сейчас, так позже когда-нибудь прочтет. Не сердитесь, Нина Владимировна, и до свиданья, я пойду. На минутку заскочила — поздравить. Еду сегодня заявление подавать…

— Какое заявление?

— Насчет Инночки, в балетную школу. Хоть и не верю, что из этого что-нибудь выйдет…

— Ах, боже мой, конечно, нужно подать — попытка не пытка!

Мама выходит следом за тетей Лерой в прихожую, я сажусь на топчан и открываю книгу. «Очарованный странник». «Мы плыли по Ладожскому озеру от острова Коневца к Валааму и на пути зашли по корабельной надобности в пристань к Кореле. Здесь многие из нас полюбопытствовали сойти на берег и съездили на бодрых чухонских лошадках в пустынный городок. Затем капитан изготовился продолжать путь, и мы снова отплыли».

По корабельной надобности… Интересно, что за надобность такая? И что за корабль у них был? Наверно, парусный… У нас в классе учится Марина Кораблева, кругленькая такая девочка. Наверно, этот корабль тоже был такой же кругленький, как Марина…

— Ну конечно, уже ухватилась! — возмущается мама. — Лишь бы назло и напротив. На минуту нельзя отлучиться. Если я сказала, что это чтение не для нее, так она тут же, как баран, в него уперлась!

— Нинусенька, от чтения книг не может быть вреда, — вздыхает папа.

— Да, вот именно, только Лескова не хватало для завершения образования! И вообще, дело не в чтении, дело в принципе. Ты что, не видишь? Непременно нужно сделать мне наперекор! Если я говорю: не читай, значит, все на свете бросила и читает, а если бы я сказала: прочти, можешь не сомневаться, даже не прикоснулась бы.

— Не понимаю, Нинусенька, к чему эти премудрствованья, — говорит папа. — Ребенку подарили книгу, он ее читает. Ничего преступного тут нет.

— Преступного нет, но все это делается с единственной целью вывести меня из терпения! И вообще, вместо того чтобы одеться и сесть завтракать, читает спозаранку дурацкие книги. Убери немедленно крокодила этого проклятого, я об него уже споткнулась!

— Извини, мой милый Кисик, — не уступает папа, — но у тебя в последнее время развилась настоящая мания преследования. В любом самом невинном поступке ты ухитряешься усмотреть нечто себе враждебное и преднамеренное.

— Боже мой, что тут усматривать! Не нужно ни усматривать, ни просматривать — что ты, что твоя дочь только и делаете, что треплете мне нервы!

— Наш милый Кисик, — вздыхает папа, подняв глаза к потолку, — постник и доброго, строгого жития блюститель…

— Разумеется! Что бы я ни сказала, все тут же подвергается остракизму и осмеянию. Между прочим, к обеду будут гости. И ты собирался испечь пирожки к бульону. Уж если пригласили людей, нужно чем-то накормить их.

— Пирожки я могу приготовить, — соглашается папа, — но про гостей впервые слышу.

— Ну как? Таля с Аней наверняка приедут, они никогда не пропускают ни одного события, та же Лера Сергеевна зайдет — неудобно было не пригласить, коль скоро принесла подарок. Еще кто-нибудь приплетется…

— По-моему, Нинусенька, — говорит папа, — гораздо лучше было бы пригласить Светланиных подруг, а не целую свору старых баб.

— Какую свору? Каких баб? О чем ты говоришь? Ничего, еще успеет, наприглашается — и подруг, и друзей! Станет взрослой, будет принимать, кого ей вздумается. Кстати, забыла тебе сказать: Мура объявилась. Столько лет ни слуху ни духу, и вдруг позвонила. Оказывается, она опять в Москве, видимо, так и не сладилось у них с Сергеем. — Мама вздыхает. — Придет, можно будет расспросить поподробнее.