Розы и хризантемы

Мы стоим на платформе. Сначала проезжает пригородный поезд в Москву, потом пригородный из Москвы, потом вообще долго нет никаких поездов.

— Едет, едет! — говорит тетя Тамара.

Поезд мчится, вагоны мелькают, мелькают, окна, окна… Где же они? Где папа с мамой?

Я ничего не вижу…

— Ой, мы, верно, пропустили… А вот, вот! — радуется тетя Тамара. — Видишь? — Она изо всех сил машет рукой. — Видела?

Нет, я ничего не видела…

Мы идем обратно.

— Попроси тетю Тамару, чтобы вы не уезжали, — подговариваю я Риту. — Скажи, что ты не хочешь ни в какой Ленинград…

— Почему это? Я хочу!

— Что тебе там делать?

— Как это что? У меня там сестренки двоюродные, Марина и Лена. Они мне даже ближе, чем ты: твоя мама моей двоюродная сестра, а их мама моему отцу — родная.

Ближе, чем я… Вот как — эти Марина и Лена ей ближе… Что ж, пускай себе едет куда хочет.

Тетя Тамара обо всем договорилась: я останусь на даче одна и буду питаться у Авровых. Ну и что? Мне хорошо одной: что хочу, то и делаю. Хочу, иду на речку, хочу, в лес. А еще я подружилась с девочкой Женей. Она на год старше меня и живет в писательском поселке. Ее папа знаменитый писатель, я даже читала его книжки. У них большая, огромная дача. Женя все время зовет меня, чтобы я к ней приходила, я прихожу, только я немножечко боюсь ее маму. Женина мама ходит всегда в длинном красном халате с павлином на спине, в ушах у нее огромные круглые сережки, и губы накрашены ярко-красной помадой. Тетя Поля говорит про нее: цыганка. Папа у Жени тоже сердитый, но он редко показывается из своего кабинета. Когда я прихожу к ним, я сразу стараюсь проскользнуть в Женину комнату, чтобы никто меня не заметил.

У Жени красивая комната: с большим окном и вокруг растут деревья и пахнет лесом. Мы иногда играем в какие-нибудь игры, а иногда просто так болтаем. Женя угощает меня печеньем и конфетами. У них всегда есть печенье и конфеты.

— Ой, мы скоро должны уходить! — спохватывается Женя. — Нас сегодня Симонов пригласил к себе. Ты видела его дачу? Нет?

Конечно, нет. Я видела только забор, высокий-превысокий, одна планка набита на другую — чтобы нигде-нигде не осталось даже самой маленькой щелки, чтобы никто не мог заглянуть.

— Ужасно шикарная, — говорит Женя.

— У вас тоже шикарная дача.

— Ну, сравнила!.. У него есть пруд, как будто целое озеро, и лебеди плавают. Хочешь, я попрошу маму, чтобы ты тоже пошла с нами?

— Что ты, она не согласится!

— Откуда ты знаешь? А может, согласится?

Нет, ни за что не согласится… Я знаю, что не согласится.

— Мама, а можно моя подруга пойдет с нами? — спрашивает Женя.

— Конечно, нельзя.

— Почему?

— Потому что никто ее туда не приглашал.

Это правда, никто меня туда не приглашал. Меня не могут туда пригласить. Я два раза видела Симонова в «Новом мире». Один раз он даже познакомил меня со своим сыном Алешей. Но в «Новом мире» это не то же самое, что на даче. Я понимаю, почему папа постеснялся пригласить его к нам в гости. У него пруд и лебеди, а у нас одна комната и бабушка.

— Ну, мамочка, ну, пожалуйста!.. — упрашивает Женя.

— Женечка, у тебя, видно, в голове не все в порядке, — отвечает ей мама. — Скажи своей подруге, чтобы шла домой, а сама одевайся.

Я спускаюсь по лестнице. Брат Жени Паша въезжает в ворота на велосипеде.

— Во сколько я велела тебе вернуться? — спрашивает его мама. — А ты во сколько явился? Поставь велосипед в сарай и неделю не смей к нему прикасаться!

Паша ничего не отвечает, опускает голову и идет ставить велосипед в сарай. Мне его жалко. Мне никто ничего не может сказать. Я хожу, куда хочу, и возвращаюсь, когда мне вздумается.

Я просыпаюсь от разговора за стеной.

— Надо мне, Оля, пожалуй, картошкой заняться, — говорит мужской голос.

— Не знаю, Михал Николаич, не знаю, — отвечает женский, — ты у нас хозяин, тебе виднее, чем заняться. Мы с Полей клубнику полоть будем. На обед что-то сварить… Борщ, что ли?.. Крупы совсем не осталось…

— А Маша когда приедет?

— Сегодня. Сдаст экзамен и приедет… Я ей мясо велела в Москве купить…

Голоса и шаги через стенку тихие, спокойные. А утро за окошком совсем еще серое, наверно, еще очень рано. Не буду вставать, на улице сейчас холодно. Посплю пока, а потом, если будет солнышко, пойду на речку. Вода в речке ледяная, зато чистая-чистая, все дно видно, а в пруду теплая, зато мутная, глинистая. Ребята говорят, что в пруду есть омуты, как попадешь в омут, затянет, и не выплывешь. Я уж точно не выплыву, я не умею плавать…

Альма на кого-то лает. Наверно, москвичи с соседней дачи пришли за молоком.

На речку можно идти через железную дорогу, а можно в сторону Переделкино, к кладбищу. Может, это вообще другая речка — у кладбища. Сквозь воду просвечивают зеленые водоросли, а по берегу растут высоченные кусты и трава.