Розы и хризантемы

— Я специально купила. Ездила, искала. Лишь бы тебе угодить. А теперь выясняется, что тебе требуется нечто совершенно иное. Все, не желаю больше слушать! Прекрати это бесконечное издевательство. Мало того что я в такую жару каждый день таскаюсь в эту проклятую больницу, так ты тут еще изобретаешь шарады! Эзоповские загадки. Я, видите ли, должна догадываться, что она имеет в виду: с ухой или без ухи!

— Хотела съесть ложку ухи! — плачет бабушка.

Другие больные смотрят на нас.

— Ничего ты не хотела, не выдумывай! Хотела только мучить меня. Выматывать мне душу.

— Тебе жалко матеры ложку ухи!

— Ничего мне не жалко! Если хотела ухи, должна была так прямо и говорить.

— Я так и сказала!

— Нет, ты не сказала! — шипит мама. — Ты сказала: рыбы сухой! И вообще, прекрати эту комедию! Оставь меня в покое. Воистину, никакого самого святого терпения уже не хватает!.. Учти, я тебя предупреждаю: если ты не оставишь своих дурацких фокусов, я вообще больше сюда не приду. Ноги моей тут не будет!

— Ничего, Нина… Бог все видит… Бог накажет!

— Хорошо, накажет. Авось переживу. Более того, как уже наказал, верно, не накажет!

Я иду по нашей улице. Одна. От школы к нашему дому. День тихий, теплый, легкие облачка плывут по голубому небу, какой-то пух летает в воздухе… Или не пух, так, пылинки какие-то…

А может… всего этого нет? Может, мне только кажется?..

Я останавливаюсь. Смотрю на небо. Дома… Трамвайная линия… Стена… Окна… Все кажется?.. Нет, не может быть!..

Почему же не может? Снятся же нам сны. Во сне мы думаем, что все правда. А потом оказывается, что это сон. Может, это тоже сон?.. Особенный такой… И он мне снится… Я думаю, что все есть — на самом деле есть, — а на самом деле ничего нет… Но если ничего нет… тогда и папы нет… И Нины Константиновны… И школы… И Ики тоже нет…

Нет, если бы это только казалось… Это не могло бы быть таким… таким постоянным. Каждый день одно и то же. Те же дома, те же трамваи. А может… Я просто не помню?.. Может, и это кажется: что вчера было то же самое?.. Может, вчера вообще ничего не было… Никакого вчера…

Что же теперь делать? Как же узнать? Спросить у папы? Но как же спросить, если он мне только кажется? Невозможно…

И зачем кажутся всякие скверные вещи? Страшные… Пусть бы казалось что-нибудь хорошее, приятное: лес, речка, море… И чтобы никто не ссорился… Не дрался… Чтобы все были добрые. И чтобы живот не болел… Да, но во сне тоже снится всякое — не одно только хорошее. Плохого даже больше. Разные ужасы… Мерзкие рожи… Как будто кто-то гонится… Еще хуже, чем наяву… Значит, это не доказательство. Что же делать?

А что в таком случае кажется другим людям? Я тоже кажусь Ике или только она кажется мне? Или их вообще нет?.. Вообще никого нет… А я… Но может, и меня нет? Может, я тоже только кажусь?.. Конечно, если никого нет, то и меня нет!.. А что же тогда есть? Кому это все кажется? Вот это солнце, луна… Как страшно… Кому же этот сон снится?

И если я только думаю, что у меня есть глаза… Только думаю, что вижу небо… Вот это голубенькое небо с белыми облачками… Думаю, что у меня болит живот… Зачем?!

Что мне делать? Идти домой или нет? Приду домой, увижу папу и буду бояться с ним говорить… Говорить с кем-то, кого нет… Но ведь я все равно не знаю, что он мне ответит… А может… Как же узнать правду?..

У бабушки теперь сидит сиделка. День и ночь. Мы с мамой тоже приходим и немножко сидим возле ее койки. Бабушка ничего не говорит — только стонет… Все время тихонечко стонет… Ей так легче.

— Давай я подыму ее, а ты простынь перестели, — говорит сиделка маме.

Мама вздыхает, встает. Сиделка подымает бабушку на воздух — бабушка такая маленькая, такая легонькая…

— Боже, ничего уже от нее не осталось, — говорит мама. — Сколько же это может длиться?.. Ужас… За что? За какие грехи?

Сиделка подправляет углы простыни, бабушка стонет. Лицо желтое… Не лицо — череп, обтянутый кожей… Может, это и не бабушка вовсе?

— Ладно, что ж сидеть? — говорит мама. — Ничего не высидишь… Пойдем… Вы в случае чего мне звоните.

— Позвоню, — обещает сиделка.

— Поцелуй бабушку, — говорит мама. — Ты ее больше не увидишь. Нет… Нет, я не буду это целовать… Это не бабушка! Это какие-то мощи… Это нельзя целовать! Я пячусь к двери.

— Просто смешно! Ведешь себя, как младенец. Иди, я тебе говорю, поцелуй бабушку!

Ни за что! Даже не прикоснусь… Ни за что…

ЛЕТО 1951-го

— С ними что-то случилось! — плачет Марина Ильвинская. — Они не просто так заблудились, не просто!.. Я чувствую, что-то случилось! Мы должны идти искать! Все должны идти искать!

— Но где же искать? — вздыхает Риша. — Мы же совершенно не знаем, в какую сторону они пошли. Не имеем ни малейшего представления. Если бы они, по крайней мере, оставили записку…

Риша права: вокруг, на все четыре стороны, лес. Куда же идти искать?..

— Я вам пойду, я вам пойду! — грозится Вера Алексеевна. — Чтобы никто шагу не смел делать с территории! Всех запру в доме! Не хватает только, чтобы и вы заблудились.

— Да ну уж! — фыркает Оля Ожанова. — Развели панику! Придут… Вернутся!