Розы и хризантемы

— А может, их уголовники убили? — плачет Марина. — Тут ведь уголовный лагерь неподалеку! Вон, в райсовете все время пишут: бабам и девкам одним в лес не ходить.

— Вот именно! Правильно пишут: не ходить! — сердится Вера Алексеевна. — А вы все думаете, что это так, шуточки! Погодите, они еще дорого заплатят за эту выходку! Это им так не пройдет!.. Я их не просто отправлю в Москву, я еще сообщу в правление! Пускай и отцов потаскают — если вырастили таких сыновей замечательных!..

— А может, они в Москву поехали? — говорит Ляля Светлая. — Надо позвонить…

— Да, и напугать там всех до полусмерти! — не соглашается Вера Алексеевна.

— Да ну их всех к черту… — бурчит Оля. — Пойдем отсюда.

Оле, конечно, легко так говорить: она ни с кем не дружит, а Марина дружит со Славиком Озерским, одним из этих трех мальчиков, которые пропали. Ушли куда-то ночью. Ничего никому не сказали и ушли. Юра, вожатый первого отряда, заглянул среди ночи в палату, а их нет. Вначале он еще не сказал Вере Алексеевне — не хотел ее беспокоить, думал, они к утру вернутся. А они не вернулись. Теперь уже все знают, что они пропали. Только никто не знает, как их искать.

— Пошли, ну их… — Оля тянет меня за рукав.

Мы потихонечку отходим. Хоть Вера Алексеевна и не разрешает выходить «за пределы территории», но уследить за нами она никак не может: тут, в Алешине, не то что в прошлом году в Ильинке, тут тебе ни ограды, ни соседних дач. Иди куда хочешь… Кругом лес. Настоящий лес. До железнодорожной станции семнадцать километров. Мы живем в помещении сельской школы. Эта школа — бывший барский дом. Село дальше, за речкой. Мы с Олей туда и бежим, на речку. Мы каждый день туда бегаем. У нас даже есть там свое местечко, на берегу. Замечательное такое местечко, никто нас не может увидеть — со всех сторон прямо к воде подступают густые высокие кусты. Мы лежим и греемся на солнышке. Хотим греемся, а хотим — дурачимся в речке. Она неглубокая.

— А ты хочешь вырасти? — спрашивает Оля.

— Конечно! А ты разве нет?

— Нет, я имею в виду не просто вырасти, а чтобы грудь выросла… И все такое прочее.

Я хочу — ужасно хочу, чтобы у меня выросла грудь! Большая, как у тети Ани. Или у тети Муры. Но наверно, стыдно про это говорить.

— Не знаю…

— А я не хочу!

— Почему?

— На кой шут она нужна — чтобы болталась?

— Тогда ты должна быть парнем. У них грудь не растет.

— Парнем тоже не хочу — у них тоже кое-что болтается.

— А как же ты хочешь — чтобы ничего не было? Вообще ничего?

— Ага!

Мне становится смешно. Я себе представляю, как это — чтобы ничего не было.

— Чего смеешься?

— Тогда ты должна быть гладильной доской! И на тебе белье будут гладить!

— Доской — не хочу… Хочу быть просто девочкой. Девочкой — и все!

А я так не хочу… Девочкой… Вот еще!.. Все будут взрослые, а я девочкой! Нет уж… У меня даже немножечко начинает расти грудь… Чуть-чуть, самую капельку… Соски уже не такие плоские, как раньше.

Мальчики вернулись! Вернулись. Оказывается, они ходили на канал. Это не так далеко, как станция, но тоже все-таки семь километров. Через лес. И в темноте они, конечно, заблудились. Надеялись искупаться в канале и к подъему вернуться, а проплутали до самого вечера. Вера Алексеевна даже не позволила им зайти в столовую. Сразу отправила в изолятор. Завтра их отвезут в Москву. На той машине, которая доставляет нам продукты. Старшие девочки умоляли ее, чтобы она позволила им хотя бы поговорить с мальчиками, но Вера Алексеевна ни за что не согласилась и прогнала их. Марина теперь плачет даже хуже, чем утром. Ей очень жалко, что ее Славика отправляют в Москву.

— И в эту минуту, — говорю я, — он услышал на лестнице шаги. Тихие, но отчетливые… Сомнения не было: кто-то подымался из зала. Он спрятался за тяжелую бархатную портьеру и стал ждать…

— А дальше? — говорит кто-то из девочек.

Я, кажется, немножко уснула.

— Скрипнула дверь, и послышался шелест шелкового платья… Запах духов выдал присутствие в комнате женщины. Он стоял за портьерой, не шевелясь и затаив дыхание…

— Дальше! — требуют девочки.

Я заставляю себя встряхнуться.

— Женщина шла без свечи. Пробиралась на ощупь. Но вот тонкий лунный луч из окна упал на ее лицо… Это была Валентина. Две недели назад она уехала к себе в деревню. Откуда же она взялась тут нынешней ночью?..

— Рассказывай! Не спи! — Катя Семенова перепрыгивает со своей кровати на мою и тормошит меня. — Не спи! Ну, не спи, пожалуйста…

— Он решил подождать и посмотреть, что же она станет делать. Она постояла немного и в нерешительности двинулась к той стене, у которой стояли книжные полки…