Розы любви

— Иными словами, эти две сделки не имели между собой ничего общего — Марта отвела Никласа к деду, потому что так хотел Кенрик, а деньги, как она это понимала, были чем-то отдельным, не имеющим к ее Ники никакого отношения.

Кеджа улыбнулась щербатым ртом и закивала.

— Для дочери англов у тебя достаточно острый ум. Сейчас я докажу тебе, что Марта не продала своего сына за золотые гинеи.

Кеджа открыла сундучок и, порывшись в нем, вытащила оттуда тяжелый кожаный кошель. Передавая его Клер, она сказала:

— Марта оставила это мне на хранение, чтобы я отдала золото Ники, когда приспеет время.

Клер открыла кошель и ахнула при виде наполняющих его до краев золотых монет.

— Оно все здесь, — прошамкала Кеджа, — кроме разве что одной или двух гиней, которые Марта потратила, чтобы купить еду, когда возвращалась обратно к своему народу. Мой табор первым встретился на ее пути, и она осталась с нами.

— А что с ней случилось потом? Кеджа глубоко затянулась своей трубкой, и голову ее, точно пышный венок, окутал густой ореол дыма.

— Марта умерла на исходе зимы, у меня на руках. И все эти годы я хранила ее золото для Ники. Клер была ошеломлена.

— Почему же никто так никогда и не рассказал ему, что мать отдала его лишь потому, что умирала? Это изменило бы для него очень многое. И почему ты не отдала ему это золото раньше? Ведь за прошедшие с тех пор годы ты виделась с ним не раз.

— Марта заставила меня дать клятву, что я расскажу обо всем только жене, которую Ники приведет на свое ложе, потому что только женщина поймет, что мать всегда сделает так, как лучше для ребенка, — тихо ответила Ксджа.

— Но до меня у Никласа уже была жена. На лице Кеджи появилось такое выражение, что казалось, будь они на улице — она бы плюнула на землю.

— Ха! С той, что была до тебя, он спал, но она не была его истинной женой. Та жена, которую предсказала для него Марта, — это ты. У Марты был дар видеть будущее, и она говорила мне, что когда-нибудь придет женщина, которая исцелит сердце ее Ники.

Клер смотрела па блестящие золотые монеты, и в глазах ее стояли жгучие слезы. Неужели Марта действительно все предвидела? Она была так молода, когда умерла, пожалуй, даже моложе, чем сейчас Клер.

Оставила бы Марта Никласа с его дедом, если бы знала, каким холодным и жестокосердным был старый граф? Возможно, она предполагала, что о Никласе позаботится бабушка, мать Кенрика. Но жена старика к тому времени уже впала в сумеречное состояние, в котором пробыла много лет, и была неспособна полюбить своего внука.

— Бедная Марта! — с глубоким сочувствием воскликнула Клер. — Наверное, ей было очень трудно выбирать между своим пародом, и обещанием, данным покойному мужу. И еще труднее — отдать своего родного сына чужаку. Надеюсь, что душа ее обрела покой.

— Да, — буднично сказала Кеджа. — Она воссоединилась с Кенриком. Теперь, когда ты будешь заботиться о Ники, она больше не будет изнывать от тревоги за своего сына.

Клер почувствовала, что волосы у нес па затылке зашевелились. Как добрая христианка, она верила, что человеческая душа бессмертна. Знала она также и о том, что изредка встречаются люди, обладающие даром знать сокрытое для других. Говорили даже, что мать и сестры самого Джорджа Уэсли были наделены этим даром. И все же было немного жутко слышать, как кто-то говорит о сверхъестественном так просто и спокойно. Да, пожалуй, она узнала от цыган куда больше, чем ожидала.

— Я люблю Никласа и всегда буду всеми силами стараться, чтобы он был счастлив, — тихо сказала Клер. Вспомнив старую цыганскую клятву, она добавила: — Да зажгут свечи за упокой моей души, если я этого не сделаю.

— «Баюр», — важно ответила Кеджа. — Да будет так. Кибитка с грохотом остановилась, и Никлас крикнул:

— Клер, мы вернулись домой!

Клер затянула шнурком кожаный кошель и положила его во внутренний карман. Поскольку у Никласа сейчас хватает более срочных дел, она не станет сразу рассказывать ему историю Марты. Но и слишком долго тоже тянуть не стоит: хотя Никласу наверняка будет больно бередить старые раны, Клер надеялась, что в конечном счете ее рассказ избавит его от губительной уверенности в предательстве матери.

Она поцеловала свою старую спутницу в морщнистую щеку.

— Спасибо, Кеджа, что доверилась мне. С этими словами Клер вылезла из кибитки. Табор остановился напротив парадного крыльца Эбердэра. На ступеньках стоял Уильямс. По-видимому, он вышел для того, чтобы прогнать цыган, но застыл в изумлении, увидев, что из пестрой кибитки появился его хозяин.

Затем последовало долгое прощание. Особенно крепко Клер обняла Ани.

— Ты еще приедешь? Ани коротко рассмеялась.

— О да. Мы как ветер: приходим, уходим и возвращаемся обратно.

Помахав цыганам, Клер и Никлас, обнявшись, поднялись по ступенькам крыльца в дом. Уильямс, как всегда, безупречно учтивый, открыл перед ними дверь. Клер вдруг почувствовала, что вырез ее блузы чересчур низок, а юбки непозволительно коротки. Но голову она держала высоко и прошествовала мимо дворецкого так невозмутимо, словно на ней был самый строгий ее туалет.