Розы мая

Один чемодан целиком отдан под мамину кофеварку, завернутую для надежности в дюжину полотенец.

Эддисон и Вик забирают большую часть пакетов, исключая те, которые нужно везти, и огромный мешок с оранжево-желтым одеялом, которое связала и подарила Ханна, когда я пришла прощаться с ветеранами. Она также дала мне свой адрес, пообещав, что они будут писать. Одеяло теплое, мягкое и солнечное, и Ханне пришлось постараться и спасти его от Хэппи, который, расчувствовавшись, уже собирался вытереть им нос.

Пришел проститься и полицейский Клэр. От службы его временно отстранили до вынесения приговора психологом, которая должна определить степень его готовности к продолжению службы. Всякое может случиться, тем более когда от тебя вдруг уходит жена. Это, конечно, не оправдание, но такова ситуация, и я только рада, что меня она больше не касается.

Ганни долго смотрел на меня, а потом осторожно обнял и бережно прижал к себе.

– Перемирие, а, мисс Прия? – прошептал он.

Вроде того.

Корги тихонько похлопал меня по спине и объявил, что от моей улыбки ему больше не хочется обмочиться.

Вот так-то.

Странно, но мне будет их не хватать. А еще утешает, что я так долго ни по кому особенно не скучала. Разве что по агентам, но с ними я была в контакте и, в общем-то, не скучала, а только хотела, чтоб они были ближе.

Я скучала по Эми, но там все было перемешано с убийствами, что несправедливо по отношению к ней.

Багаж проверили. К счастью, у мамы оказалась с собой карточка компании, потому что плата за багаж – это что-то. И вот мы уже идем в толпе дальше, к барьеру безопасности. Безумие, конечно, но таковы здесь правила.

– Ну-ка, вы трое… – Эддисон достает телефон и наводит на нас – меня, Инару и Блисс. – Станьте вместе и дайте мне материал для кошмаров на ближайшие годы.

Посмеиваясь, Инара и Блисс стискивают меня с обеих сторон. Мы беремся за руки и улыбаемся. Эддисон вполне натурально вздрагивает от ужаса.

– Три самых опасных существа на планете, – бормочет он.

– А я? – спрашивает моя мама.

– Их демон-предводитель. – Он целует ее в щеку.

– Напишем, – обещает Инара. – И определенно дадим знать, когда родители утомят ее насовсем.

– Дверь всегда открыта.

– И наша тоже, – говорит Блисс. – Захочешь приехать на каникулы, кровать всегда найдется. Возьмем Нью-Йорк штурмом.

– Но он же когда-нибудь оправится? – смеется Мерседес и обнимает меня сзади.

Прощание не было таким трудным со времен Бостона, но я благодарна им. Боже, я так рада, что есть люди, которые так много для меня значат…

Мерседес передает меня снова Инаре и Блисс, а те, после объятий, – Вику.

Он долго держит меня, потом шепчет:

– Рад, что ты в безопасности, что ты снова будешь счастливой. Ты – одна из моих девочек, знай это.

– Знаю, – шепчу я в ответ. – И вы не избавитесь от меня так легко.

Эддисон отводит меня в сторонку, давая маме возможность проститься со всеми. Инара и Блисс, похоже, чуточку ее побаиваются, и в их взглядах читается не столько «я при тебе дар речи теряю», сколько «хочу быть тобой, когда вырасту».

Эддисон обнимает меня.

– Повторю то, о чем старался не спрашивать. Ты сможешь жить с этим?

Я думала об этом несколько недель, даже перед днем рождения.

– Думаю, что смогу. Будет нелегко, наверное, но это и к лучшему. И, как ты сам сказал, никто в других семьях больше не будет терзаться. Я проживу с этим. – Опускаю голову ему на плечо и чувствую острый аромат лосьона после бритья. Или крема для бритья. – Мы с мамой много говорили об этом и решили, что рассеем прах Чави. На лавандовом поле. Там, где замки и река. Ей это понравилось бы.

– О’кей.

Я смотрю на него снизу вверх, и его колючая щека касается моего лба. Он целует меня в переносицу, над бинди, которую я снова стала носить неделю назад, когда зажила кожа.

– Знаешь, я буду по тебе скучать.

– Чепуха, – грубовато говорит он. – Полагаю, специальный агент Кен не забудет представлять регулярные отчеты. И… знаешь, я собираю отгулы и, может быть, как-нибудь вспомню старые деньки.

– Для тебя дверь всегда открыта.

Он снова целует меня и отпускает, легонько подтолкнув к группе.

Еще один раунд объятий и прощаний, и мы с мамой идем к барьеру. Я прижимаю к груди сложенное одеяло. Потом, поборовшись с собой, оборачиваюсь. Инара и Блисс уютно прислонились к Вику, который глуповато улыбается, притворяясь взрослым, Мерседес тычет пальцем в плечо покрасневшему Эддисону.

Очередь медленно движется вперед, и я вместе с ней. Мама обнимает меня за плечи, привлекает к себе и целует в щеку.

– Готова, милая?

– Да. – Я поворачиваюсь вперед и перевожу дух. – Готова.