Розы мая

Эддисон фыркает и, не выдержав, снова смеется. Да, Вику польстило бы, это точно, но не повеселило бы.

– Господи…

– В общем, Блисс чувствует себя хрупкой и уязвимой, а это значит, что ей не стоит находиться рядом с хрупкими людьми.

– Знаю, в отношении друг дружки у вас и ваших подруг есть свое, особенное понимание, кого можно считать хрупкими; но стоит ли в таком случае останавливаться у родственников?

– Нет, потому-то мы и собираемся заехать на пару дней в отель. Уже и на работе договорились, что не выйдем. Пусть шумит и бушует, и не чувствует себя виноватой перед теми, кто ни в чем не виноват.

– Не уверен, что мы такие уж невинные. Или хрупкие.

– Я про дочерей Вика. Блисс никогда не простит себе, что сделала им больно. – Говорит Инара негромко, вероятно, понижая голос, чтобы ее не слышала Блисс. – Знаю, девочки у него сильные. Мы обе это знаем. Но они невинны, несмотря на его работу, и это… это плохая идея.

– Что еще происходит? – спрашивает Эддисон.

Вопрос тянет за собой долгую паузу, заполняемую ветром и едва слышными проклятиями Блисс, но это нормально. Может, Брэндон и не самый терпеливый человек в Бюро, но он знает, когда нужно подождать ответа, который есть на другом конце линии.

Инара наконец отвечает; в голосе ее слышится боль, а слова выходят медленно, с неохотой.

– Я получила еще одно письмо от Десмонда.

– Письмо от… подожди, еще одно?

– Это – четвертое. Приходят на адрес ресторана, а обратный адрес – его юридическая контора. Наверное, это и объясняет, как он узнал, где я работаю.

– И что в письмах?

– Не знаю, я их не открывала. – Инара вздыхает. – Они все у меня, и я их вам передам. Хотела рассказать еще после первого, но тогда у Равенны случилась неприятность с матерью и у меня из головы вылетело. Потом пришло второе, и я снова собралась. Правда.

– Но ты привыкла держать все в секрете. – Эддисон даже гордится собой – как спокойно, нейтрально и беспристрастно это у него прозвучало. Возможно, даже с сочувственной ноткой.

– Третье я получила, когда в новостях сообщили о самоубийстве Амико.

– Ее ты называешь тем именем, которое она получила от родителей.

– Ее я, как и до́лжно, проводила в последний путь. – В ее подаче аргумент несет большее, чем, возможно, следовало бы, значение, но спорить с ней из-за этого он уж точно не намерен.

– И вот теперь четвертое.

– Конверты толстые. Судя по всему, кроме бумаг, там ничего нет. Но бумаг, похоже, много.

Не будь все настолько запутано, Десмонду Макинтошу не следовало бы контактировать с Инарой, потому что он – обвиняемый, а она – свидетель и жертва похищения, совершенного его отцом.

– Если я введу в курс дела наше нью-йоркское отделение, ты сможешь, прежде чем спрятаться в отеле, забросить нам письма от Десмонда?

Человек, которому не случилось станцевать с Инарой в комнате для допросов, наверное, и не заметил бы легкой заминки, предшествовавшей согласию.

– Если у вас еще нет определенного места, сходите на пляж, – предлагает Эддисон. – Туристов там нет – холодновато еще. Вреда не будет.

– Да?

– Место открытое, безграничный простор.

Инара задумчиво мурлычет, и Брэндон знает – она стремится постичь все грани мира, потому что Сад был ограничен, чист, ухожен, искусственен и содержался в образцовом порядке, а океан дик, неукротим и огромен настолько, что рядом с ним чувствуешь себя крохой. Он сам по себе. Там нет фасада, нет маски, нет блеска.

Он просто есть, и Эддисон думает, что Блисс не единственная, кто сможет найти там покой и умиротворение.

Хотя ни он сам, ни Блисс, ни Инара в этом потом не призна́ются.

– Я скажу Вику, что у вас изменились планы, – говорит Брэндон, давая ей возможность принять решение самой.

– Передай мне имя агента, к которому нужно будет обратиться. Его и спрошу.

Он мнется и не вешает трубку, хотя напрямую его это не касается.

– Если что-то нужно…

– Эй, ты что-то размяк, а? Какой ужас.

Вроде бы ничего особенного, но ему становится легче.

Она оправится. И Блисс тоже. Все будет в порядке.

Когда-нибудь.

В четверг, отправляясь в павильон, обнаруживаю на ступеньке букет пурпурных калл и понимаю – чего бы мы с мамой ни пытались достичь в Хантингтоне, это будет намного сложнее, чем представлялось вначале. Фотографирую, смотрю на карточку – снова только Прия – и оставляю все на месте для полицейских, или агентов, или кого там пришлют в ответ на мою эсэмэску Эддисону и имейл агенту Финнегану.

Даю себе пять минут на принятие решения – убедиться, что смогу жить с этим дальше, – и посылаю Эддисону вторую эсэмэску.

Расскажи остальное.

Если игра продолжится, уклониться от нее будет невозможно. Нисколько не сомневаюсь, что он скажет нам не все, а мы с мамой сделаем вид, что не догадываемся об остальном. Время раскрывать секреты пока еще не настало.

Жизнь не была еще столь сложной.

Минут через десять получаю ответ – время и номер рейса, – который передаю маме. Она предложит забрать его по пути, а он откажется, потому что в роли пассажира чувствует себя неуютно, если только за рулем не сидит Вик. К тому же в Хантингтоне он, вероятно, будет за час до нее.