Дорогая Прия,
Десмонд Макинтош умер. Мертв уже почти месяц, а я никак не разберусь в своих чувствах. Все считают, что я должна быть в печали, потому что мы были «обреченными любовниками». Такую чушь несут обычно люди, не вполне понимающие истинный смысл выражения.
Или они думают, что я должна быть счастлива, потому что «эй, вы только посмотрите, один из моих мучителей покончил с собой»; словно, видя, как обрывают свою жизнь девушки, я должна преисполниться радости из-за того, что та же участь постигла и его.
И все же по большей части я испытываю облегчение – и что, черт возьми, это за реакция такая? Мне легче оттого, что я не вижу его в зале судебных заседаний, не ощущаю на себе его взгляд, когда даю показания против него и его отца. Легче оттого, что передо мной не маячит часами его лицо с выражением побитого щенка. Оттого, что его судьба решена, и мне больше не надо тревожиться из-за него.
Я всегда знала, что вообще-то я человек ужасный, но теперь осознала это неожиданным образом.
Думаю, я была бы так благодарна, если б Садовник умер от своих ранений или чего-то в этом роде… Я не чувствую в себе потребности убить его; мне даже не нужно, чтобы он убил себя.
Суд не начнется, вероятно, до осени, и хотя я не настолько пессимистична, чтобы думать, что его признают невиновным, варианты могут быть всякие. Я не хочу, чтобы его определили в психиатрическую лечебницу или дом инвалидов. Я хочу, чтобы его поместили в клетку, раздели догола и насильственно переделали бы во что-то ужасно хрупкое.
Но больше даже, чем этого, я просто хочу, чтобы он умер. В варианте с клеткой есть своя притягательность, но у него все еще достаточно денег, чтобы сделать ее комфортной – по крайней мере настолько комфортной, насколько это возможно при его повреждениях. Не хочу, чтобы ему было комфортно. Хочу, чтобы он умер. Но на меня смотрят так, словно я должна быть выше таких мыслей и желаний, словно я должна подняться, – а я, черт возьми, не хочу подниматься. Он не заслужил такой милости. Если тебе, Прия, выпадет шанс, просто убей его, если сможешь. Самозащита – и все кончено.
Да.
Спасибо, Инара, вот теперь я взбодрилась. Однако, раз уж делать что-то, то делать это нужно правильно, поэтому я открываю лэптоп. У всех жертв моего ублюдка есть памятные странички в «Фейсбуке». Даже у тех, у кого никакого «Фейсбука» при жизни не было. Активность на них заметно возрастает весной. С приближением той или иной годовщины люди постят воспоминания или молитвы, хотя встречаются и сообщения ко дню рождения. Обычно комментарии всяких придурков оперативно удаляются модераторами.