Розы в ноябре

Все дела. Кружок этот ихний. «Тетечка Фая, приходите, наши будут играть». А какие они тебе «наши»? Ну, собрались, «а-ла-ла» со сцены, мы в ладошки потрепали, а после и разбежались всяк в свое гнездо. А это? Был, говорят, муж, куда девался, неизвестно. Битого, пролитого и прожитого не воротишь. Не больно он Михайловне пара, Андрюха этот, со стройки, да что поделаешь. Без мужика не прожить. Ученая баба — тоже баба, только полированная. Вот как этот стол…

И тетя Фая решительно проехалась соплом пылесоса по зеркально сверкающей глади.

* * *

Ступени лестниц, повороты, свежей краской блистающая «зебра» перехода, — нес Асю по улицам вихрь смятенных мыслей.

Неужели так заметно? Скрывай, прячь глаза, нёе смей лишний раз улыбнуться — все напрасно!

«К своему». Пусть в устах старой сплетницы, но прозвучало же слово, значит, и в нем, в Андрее, люди что-то примечают? И, может быть, не обманывает ее сумасшедшее сердце, хмельная, отчаянная, тысячу раз задушеннаявновь живая надежда?

В такт шагов — звучала, металась в уме песня Рузаны: «О нет, такого ноября не помнят старожилы. Зачем я зря, зачем я зря тебя заворожила?»

…Конечно, зря все это. Не пара, не доля, не судьба. Но если б — заворожила!

Как сейчас странно, чудесно и дико вспоминать первую встречу — ничто и не дрогнуло в душе, не подсказало…

Арсений еще ходил переполненный восторгом, расплескивая его направо и налево.

Шли втроем — он, Ася и художник, Гога Дрягин. У здания кинотеатра работали отделочники, укладывали мраморные плиты. Арсений указал на одного Гоге:

— Вот тебе модель! Символ эпохи — человек, прекрасный в труде! Все, как из бани, а этому и жара нипочем. Смотри, какой торс, а лицо! «Косые скулы океана» — тут и Русь,Восток, а может, и табор цыганский забрел в родословье…

Работавший — выпрямился неторопливо, посмотрел спокойными, темной синевы, глазами.

— Дорогой товарищ в берете, что это вы так — вроде я глухой или манекен?

Арсений чуть наизнанку не вывернулся — во всяческих выражениях дружелюбья, орал радостно:

— Да ладно, чудик! Я что, охаял тебя? Да ты… б таким знак качества давал! А этот вот — вообще художник! Как художник смотрит, ясно?

Парень умело уклонился от похлопываний по плечу, сказал, подумав:

— Ну, тогда и я как художник. Тоже на досуге малюем помаленьку… Вы, товарищ со шкиперской бородкой, сами ничего себе… Заметно, конечно, по лицу, по фигуре, что много ведете дискуссий, может, и не в сухую? А так — ничего, право слово. Тоже — модель. Интеллектуал — 70…

Аркадий сорвал с себя берет, хлопнул по колену:

— Браво! Вот это отбрил! Я — Бахтин, архитектор. С кем имею честь?

— Штоколов, бригадир.

— Фамилия — под характер! Штык — укол — что-то около… Прошу на этот раз без обид. Вознесенский приучил — к фонетическим ассоциациям. «С беспечной челкой на челе…» Помните?

— Предпочитаю Дудина. «Я равновесья не встречал прекрасного и скверны, соотношенья двух начал всегда неравномерны…» Помните?

— Ладно, ладно… Матч выигран по очкам… Успехов коллега!

— И вам, коллега, успехов!

…Вот так и встретились. Запомнилось Асе нелепое поведение мужа, запомнились плиты мрамора, дымчато-серые, аспидно-черные, сизые, как грозовые облака, — и больше ничего. Мало ли их, по нынешним временам, начитанных и с наточенным языком рабочих парней?

А потом был разрыв с мужем, тупая, непреходящая боль груди, дни, тусклые, как матовое стекло… Много времени уплыло.

…В воскресенье — отпустила девочек, работала в читальном зале сама.

Столбы солнечного света тихо двигались среди золотистой, как масло, финской мебели, из нарядных керамических кашпо свешивались игольчатые каскады аспарагуса. Пусто было в зале — заходили ненадолго, листали журналы. Только у окна сидел парень в белой нейлоновой рубашке с закатанными рукавами. На столе — высокая стопа книг; читал бегом, пожирая страницы, что-то выписывал. Ася изредка поглядывала на него с теплым чувством: упорный они народ — заочники, вечерники…

И вдруг он встал, подошел. Спросил смущенно «Вы не помните, как будет по-английски „поворачивать“?»

Ася помнила.

Пока он записывал, благодаря, — рассмотрела. Показалось: где-то уже видела это лицо, красивое чересчур эталонной, пожалуй, красотой…

Впрочем, чуть сдвинулись брови, и впечатление исчезло: в правильности черт проступил характер. И тогда всплыло из глубин памяти «штык-укол-что-то около…»

Так началось знакомство.

Он приходилИногда заговаривал сговорил подчеркнуто однажды сказал что-то не совсем точно и, поняв по лицу Аси, что допустил промах, так смутился, что оливковая матовость его кожи побурела…

С некоторых пор, слыша Фамилию «Штоколов», Ася как бы настораживалась внутренне — и уже ничто сказанное не пролетало мимо.

Главный инженер СУ-17, на вопрос корреспондента о лучших, назвал его — «Профессиональная подвижность. Поисковый ум». «Вдохновенный мастеровой, художник камня», — сказал приезжавший в город поэт. Прораб Антипов выразился так: «Стоит по работе на видной высоте».