Розыгрыш с летальным исходом

– Се бьен! Прекрасно! – Это даже я понял.

– Есть маленькое затруднение. – Нильс призадумался – Серега насторожился. – Дело в том, что сумма некруглая, на три без остатка не делится.

– Это не проблема, – улыбнулся представитель банка. – Туда побольше – сюда поменьше.

Нильс кивнул.

– Тогда, если позволите: в Мадрид – полтора, а в Берн и Мюнхен – по миллиарду. Мне испанцы с детства нравились. В этой стране ведь Дон Кихот родился…

– Возможно, – улыбнулся банкир.

– И еще одна просьба. – Это Нильс сказал очень твердо. – Мы оформляем наше соглашение в такой… экзотической обстановке… Я хотел бы иметь гарантии.

– В каком смысле? – удивился банкир.

– Я рассчитываю получить копии всех документов. Чтобы избежать впоследствии возможных недоразумений.

– Это не вопрос. Сама процедура предполагает фиксировать сделки в трех экземплярах. Один из них ваш. Приступим?

Приступили. Доверенности, закладные-накладные. Поручения. Авизо, платежки, сальдо-бульдо. Заработала машина.

– Вот и все, – сказал представитель банка и, сложив в отдельный файл Нильсовы экземпляры, вручил их ему с улыбкой.

Тут же, будто стоял за дверью, вошел стюард и, поставив на угловой столик поднос, быстренько раздал напитки.

И тут к нам присоединился еще один участник события.

– Виктор, – назвался он, поднимая стакан.

Пальцы у него были толстые, черноволосые.

А указательный вообще омерзительно выглядел – его туго перетягивало узенькое вросшее колечко. Видно, надел он его в далекой, не очень сытой молодости. Ну что ж, все меняется. Если раньше он сам не ел досыта, то теперь с успехом делает голодным целый народ.

Виктор тоже поздравил всех нас с успехом предприятия и, подмигнув Понизовскому, весело произнес.

– Все-таки артисты, а не банщики. Признаю.

Мы еще дернули коньячку и засобирались домой.

За вещичками. Нильс бережно прижимал к груди пластиковую папочку.

– За полчаса соберетесь? – с ухмылкой спросил Понизовский.

– А то! Нищему собраться – только подпоясаться.

Мои слова были поддержаны общим смехом.

Мы сошли на берег и направились в глубь острова. В дверях своего дворца стоял бывший великий вождь Мату-Ити и смотрел нам вслед. Его жены, наверное, дружно упаковывали велосипед.

Семеныч с командой догнал нас в роще.

– Порядок? Молодчина, Нильс! Хвалю!

– Ну вот, – грустно пожаловался Нильс. – Я опять нищий. Как-то Машенька воспримет этот удар?

Мы посидели под баньяном, покурили. Семеныч пустил по кругу свою незаменимую фляжку.

– Слышь, Ильич, помнишь наш разговор на «Олигархе»? Когда мы с тобой чужим коньячком баловались.

– Хороший был коньяк, – улыбнулся Нильс.

– Это все, что ты запомнил?

Нильс призадумался, вспоминая. Озарился счастливой улыбкой.

– А! Еще тогда в каюту заглянул Сергей Иванович. Надо же – мне и в голову не могло прийти, что вскоре мы с ним окажемся бок о бок на борту «Чайки», вдали от родины.

– Верным путем идете, товарищ, – подбодрил его Семеныч. – А что ты говорил про свой препарат? Припомни. Только не все, Ильич, а главное. Ты тогда еще о чем-то пожалел, сетовал как будто.

– Каялся, да таки. Мол, на моем личном счету миллиарды загубленных крысиных душ… Постойте! Кажется, Сергей Иваныч в это время в каюту заглянул!

– Верно, – усмехнулся Семеныч. – Только он про «крысиные души» не слыхал, я тебя в это время перебил, а он только миллиарды ухватил.

Нильс хлопнул глазами.

Да, слово изреченное есть ложь. Не всегда, конечно, но часто.

– Пора, что ли? – не выдержала Яна. И рассмеялась во все свои прекрасные зубы. – А то еще не дождутся! Ауэ!

Вернувшись на берег, мы застали ту самую картину, которую и рассчитывали застать.

«Флагман» уже подбирался к горизонту. Ошеломленные островитяне столпились на берегу, смотрели вслед неумолимо, как надежда, исчезающему катеру. Некоторые были растеряны до того, что даже махали ему платочками. Однако не пели и не плясали.

Но оказалась в этой ожидаемой картине и неожиданная деталь. На песке, обхватив голову руками, сидел, ритмично раскачиваясь, наш лоцман, толмач и предатель Понизовский. Казалось, он вот-вот завоет.

Семеныч шагнул к нему и тронул за плечо. Понизовский поднял голову.

– Тебя забыли? – спросил Семеныч с участием. – Соберись!

– Меня кинули. На полтора миллиарда.

– Гораздо меньше, успокойся.

– Я напомнил ему: «Виктор, фифти-фифти». А он сунул мне под нос кукиш и сказал: «Вот тебе фифти!»

– У него такой же фифти, – попытался пояснить Семеныч.

– Как он меня кинул! Талантливо! Гениально просто!

Семеныч – вот душа-человек – достал из кармана фляжку и сунул ее горлышко в горестно распахнутый рот Сереги.

А еще говорил, что врага надо добивать. Да, впрочем, добил же…

Мы на скорую руку произвели аресты, заточив остатки деморализованной охраны и боевиков в «па». Объявили амнистию лояльным аборигенам и устроили маленький праздник. Отвальную. На местном наречии: «праздник Стареющей Луны, изгоняющей крыс с острова».

Этот праздник был совершенно нормальным. Вплоть до танцев. У кого-то нашелся кассетник, он нежно и мягко мурлыкал под баньяном, и нежные пары томно и плавно топтались, обнявшись, на песке. Под стареющей луной. И вечным баньяном.