Вигмар решил вспомнить всех своих должников и выжать из них по максимуму, тем самым минимизируя отток реальных денег из своего кармана. Словно розовощекий карапуз, что удовлетворенно трясет доверху забитую копилку, а затем скрупулёзно достает и отсчитывает монетку за монеткой для точно учета своих капиталов, так опекун доставал из головы воспоминания давно минувших выигрышей и расписки из сейфа, добавляя имена строчка за строчкой в длинный список будущих жертв добровольной помощи. В результате были написаны и отправлены письма счастья в огромном количестве.
Часть людей откликнулась сразу. Таким образом, составили договор и организовали поставку древесины и тканей по низким ценам, разжились различными инструментами и мастерами. Последние были очень недовольны сменой места деятельности. Но кто их спрашивает, как говорится.
Вигмар организовал помывку всех, включая не ходящих. Провел поименную перепись всего населения нашей земли свободных и не свободных людей. Отдельными колонками шли цифры всех основных групп: мужчины, женщины, калеки, дети, старики. Возле каждого имени коротко было записано имя, возраст, состав семьи, вид деятельности. Мало у кого была пометка о желаемой профессии.
Пока всех описывали, деревянная мастерская без продыху штамповала столы из своих запасов. Эдита первая получила в свое ведомство большое помещение, оборудование, сырье и учеников.
– Когда я пришел и осчастливил Эдиту, что все готово, наша мадам некультурно выругалась, понимая масштаб подставы, – хохотнул Вигмар.
С обувью опекун решил не спешить, вдруг у меня есть идеи. Труженики после столов начали сколачивать простые кровати. Тут я не выдержала:
– Вигмар стоп! Предлагаю разделить на семейных и холостых. Семейные будут жить в отдельных комнатушках, остальные женщины и мужчины отдельно. И самое главное, двухъярусные кровати для без семейных.
Нарисовала свою идею на бумаге, развернула и подвинула ему ближе.
– Рабам свои комнаты? Ты не путаешь? – сдавленным голосом спросил Вигмар.
Каждый слышит то, что его волнует. Мужчина не заметил идею кроватей, не задался вопросом, откуда могут быть такие мысли. Говорят, в чужом глазу и соринку увидишь, а в своем и бревно не заметишь. Меня так волновала реакция на последующую реформу, что его душевные переживания прошли мимо. Рассматривая такой неожиданно интересный потолок, тихо прошептала:
– Я хочу… хочу сделать их свободными…и..
Открылась дверь, кто вошел, спиной не было видно.
– Воооооон! – рявкнул Вигмар, махнув рукой.
Двери моментально закрылись.
– Продолжай, – бесстрастно попросил мужчина.
– Что продолжать?! Да я хочу свободными их сделать, понимаешь? Говорила тебе тогда, на крыше! – вскочила и начала ходить, эмоционально жестикулируя. – Хочу постепенно подвести их к этому. За столько лет рабства, унижения и лишения, просто дать им свободу – идиотизм! Они не будут знать, что делать! Давай дадим им дело, обучим. Привыкнут, а потом потихоньку сделаем свободными? Накопят на выкуп там, или еще как? Только надо клятву со всех поголовно, чтоб никому не могли рассказать, иначе сразу полная потеря памяти, например... В общем, я еще не знаю, как именно все это провернуть так, чтоб нас с тобой потом не сожгли, – пожимая плечами, договорила, глядя в глаза собеседника.
– На крыше думал дурь, что выветрится за ночь. Зачем тебе это?
– Ну... Рабство – это плохо. В общем, я рассуждала о счастье, его форме для меня, – вытянула губы трубочкой. – И вот если бы удалось изменить жизни хотя бы этих людей... То это сделало бы меня счастливее, – скосила глаза в сторону. – В какой-то степени… Да.
С тухлым выражением лица мужчина закончил свой список достижений новостью, что дети и старики начали таскаться в лес по травы и ягоды. Убогих скучковали и приставили все сортировать, разбирать, сушить.
– Ты сделал очень много. Это заслуживает восхищения. Впечатлена. Надеюсь, люди хоть немного спали в эти дни. А теперь, давай, – сказала ему.
– Что? – не понял Вигмар.
– Начинай орать за идею свободы. Я же вижу, каким напряженным ты стал.
– Ты превратно истолковала, – выдохнул сгорбившийся опекун. – Все совсем не так…
Мужчина вышел из-за стола и отвернулся к окну.
– Моя мать была рабыней. Я жрал отходы и терпел побои сверстников в детстве... Немного запутался, за все эти годы, забылся... Так что давай, попробуем. Начнем, а там как судьба выведет... Уходи. Все рассказал. Хочу побыть один…
***
Подошла и взяла его за руку, сжала.
– Одному быть вредно. Плохие воспоминания засасывают. В твоих силах многое изменить. Ты уже начал действовать. Кстати, сходи к Сибилле. Сделай подарок какой-нибудь, поговорите. Она выглядит грустной.
– Схожу. Ты мне уже и погрустить не дашь спокойно? – уже более миролюбиво спросил опекун.
– Нет, конечно. Ты мне нужен веселым и энергичным.
Раздался свист выдыхаемого воздуха через ноздри носа. Мы обернулись. На пороге стояла красная от злости Беатрис. Не трудно догадаться, куда был направлен ее прищур. Я аккуратно разжала пальцы и отодвинулась от мужчины.
– Сам объясняй, у тебя лучше получится, – посочувствовала ему.