Ртуть

Словно по сигналу, раздался стук в дверь; Мари, обнаружив больше живости, чем за всё предшествующее время, бросилась к дверям и впустила повивальную бабку – старую каргу более чем сомнительной репутации. Сквозь туман ресниц я видела, как Мари с криком притворной радости бросилась старухе на шею и что-то зашептала. Бабка выслушала её и что-то сказала в ответ, снова выслушала и снова ответила; так три раза, прежде чем обратить ко мне серые глаза. И в этих глазах я отчетливо увидела смерть.

– Расскажите подробнее о симптомах, – обратился доктор Алкмаар к посланцу. По тому, как он на меня смотрел – глядя, но не видя, – я чувствовала, что он готов сдаться.

Я, собрав все силы, приподнялась на локте и ухватила доктора за окровавленный шейный платок.

– Если думаете, что я мертва, то как вы объясните это? – сказала я, дёргая его за галстук.

– Пройдёт много часов, прежде чем вы окончательно обессилите, – отвечал доктор. – Я успею пустить кровь шевалье де Монлюсону.

– После чего с ним приключится второй приступ, а потом ещё и ещё! Я не дура и понимаю: если я ослабею настолько, что вы сможете повернуть ребёнка, то потом не сумею его вытолкнуть! О каком лекарстве вы говорили?

– Доктор, французский посол, может быть, умирает! Согласно правилам старшинства… – начала Мари, но доктор Алкмаар остановил её движением руки. Мне он сказал:

– Это всего лишь образец. На время расслабляет некоторые мышцы, затем действие проходит.

– Вы его уже пробовали?

– Да.

– И?

– У меня приключилось недержание мочи.

– Кто вам его дал?

– Странствующий алхимик, побывавший тут две недели назад.

– Шарлатан или…

– У него отменная репутация. Он заметил, что при таком количестве беременных женщин во дворце оно мне, возможно, понадобится.

– Роот?

Доктор Алкмаар украдкой огляделся, прежде чем еле заметно кивнуть.

– Дайте мне ваше снадобье.

Это оказалась травяная настойка, очень горькая; примерно через четверть часа тело моё ослабело, а в голове наступила такая пустота, как будто я уже потеряла много крови. Так что я была в полубессознательном состоянии, когда доктор Алкмаар повернул ребёнка; и хорошо, поскольку я совершенно не хотела этого осознавать. Моя страсть к натурфилософии имеет свои пределы.

Я слышала, как он сказал повитухе: